Дверь в палату распахивается и на пороге появляется крупная фигура Севера. На плечи накинут белый халат. Ренат делает несколько шагов ко мне, пока не оказывается у подножия больничной кровати.
— Я не хочу оставаться здесь, — почему-то это первое, что я говорю.
— Если бы ты слушала меня, то и не пришлось бы. Я сказал, выше ста пятидесяти не гнать. О чём ты думала, хабиби?
Он не повышает голос, но явно злится, потому что его акцент становится более выраженным.
— Не знаю... — с трудом проглатываю вязкую слюну и опускаю взгляд на собственные руки.
Хотя я, конечно, прекрасно знаю, о чем думала. О том, что не хочу проиграть ему. Любой ценой. Вот и доигралась...
— Я позвонил твоему отцу, Рин. Он с твоей матерью скоро будут здесь.
— Что? — вскидываю взгляд, не веря собственным ушам. — З...зачем ты это сделал? Я не общаюсь с родителями!
— Я это сделал потому, что ты всё ещё их дочь. И в больнице тебе придётся остаться на какое-то время. Ты же не думаешь, что информация о том, где ты и что с тобой произошло, не дойдёт до них? Лучше сообщить сразу.
— Я имею право сама принимать подобные решения.
— Ты сейчас имеешь право только на то, чтобы бесприкословно исполнять указания врачей. И точка.
— Эта клиника мне не по карману.
— А мне по карману.
— Ты не обязан оплачивать...
— Послушай меня, хабиби, — Ренат вскидывает руку, призывая меня к молчанию, затем обходит кровать и садится рядом, отчего тепло его близости касается моей руки и бедра. — Ты жутко меня напугала, Рин. И я не хочу сейчас спорить. Если хочешь продолжить воевать со мной — давай выберем более подходящий момент. Только в следующий раз, не ставь на кон свою жизнь.
Прикусив губу, я снова опускаю взгляд не в силах выдержать тяжёлые эмоции, которые заполнили янтарные глаза Севера.
— Марианна! — мамин голос разносится эхом по палате.
Мы с Ренатом одновременно смотрим на моих родителей, которые с перепуганными лицами залетают в палату и бросаются к постели.
Север неспешно поднимается перед отцом.
— Астров, — кивает сдержанно.
— Ибрагимов, — отец поджимает губы. — Нам сообщили, что ты оплатил лечение Марианны, и её пребывание в стационаре. Но мы не нуждаемся в твоих услугах. Я в состоянии сам оплатить лечение дочери.
— Это лучшая клиника. И здесь её быстро поставят на ноги. Что бы между нами ни было, Астров, в здоровье Рин, я думаю, мы оба заинтересованы.
Отец ещё сильнее поджимает губы, а мама присаживается рядом, хватает меня за руки, настороженно посматривая на Рената.
— С какой стати ты заинтересован в её здоровье? Ты сделал, что хотел. Можешь оставить мою дочь в покое.
— Это решать не тебе, Астров.
У отца от злости краснеет лицо и раздуваются ноздри.
— Она не девочка для развлечений!
В какой-то момент я ловлю себя на мысли, что мне страшно услышать ответ Севера. Я боюсь, он скажет, что его мать тоже не была для развлечений. Что отец поступил гораздо хуже. Возможно, он хочет это сказать, но говорит совсем другое.
— Разумеется. Она девушка, в которую я влюбился.
Мама тихо вздыхает рядом, а я невольно сильнее сжимаю её руку, буквально впившись ногтями в кожу.
Он так просто об этом сказал. Глядя в глаза моему отцу. Человеку, который разрушил жизнь его семьи. Из-за которого вся его спина покрыта шрамами.
Влюбился...
А говорил, что не умеешь любить, Север...
— Рин, — Ренат обращает ко мне взгляд, — я заеду завтра.
Он выходит из палаты, а мне хочется вскочить и побежать за ним. Я не знаю, зачем... Чтобы спросить, чтобы ещё раз услышать то, что он сказал...
— Тебе не стоит с ним общаться. Это не лучшая для тебя партия, — хмуро произносит отец.
— Роберт, прошу, сейчас не время это обсуждать. Марианне нужно прийти в себя и поправиться.
— А какая лучшая партия для меня, отец? Такой, как ты?
Мама тяжело вздыхает.
— Рин... Это несправедливо! Мы всегда тебя любили больше жизни! Мы хотим, чтобы ты была счастлива.
— С ним ты счастливой не будешь, — шумно выдыхает отец.
— Я ни с кем из вас теперь счастливой не буду. И чтобы ты понимал, отец, я на Рената на данный момент работаю. И не собираюсь увольняться, так как мне нравится моя работа.
— Ты чуть не разбилась, Марианна! — не выдерживает отец.
Только сейчас я замечаю, как осунулось и похудело его лицо. Будто пока мы не виделись, он постарел лет на десять. Да и мама выглядит измученной.
— Это... это моя вина... Я сама была неосторожной.
— Дочка, прошу, — всхлипывает мама. — Хватит упрямиться. Возвращайся к нам. Тебе вообще не надо работать. Ни на Ибрагимова, ни на кого-то другого.