Оказывается, Елизавета Казимировна все это время что-то увлеченно рассказывала. Спохватившись, Антон Васильевич сделал вид, что внимательно и озабоченно ее слушает.
— …и ведь все в книжных магазинах продают, что страшно! А ведь есть и непечатное. Эти… фанфики, — Елизавета Казимировна сама покраснела как борщ, — Мне знакомая рассказывала…
Антон Васильевич подумал, не съесть ли чеснока. И решил съесть — до конца смены каких-нибудь три часа, даст Мельпомена, доживем без происшествий… Если никто за сегодня не отравится дешевым болгарским переводческим сублиматом. Если не придется откачивать какую-нибудь истеричную пятнадцатилетнюю дуру, проглотившую за раз том Есенина. Если не свалится на голову очередной пенсионер, раздобывший где-то из-под полы Латынину…
— Фанфики до добра не доводят, — поучительно произнес он вслух, похрустывая чесноком, — Сертификации никакой, даже автор зачастую неизвестен, можно только догадываться, что внутри. Бывало, люди не глядя начинали читать, а там такое…
— Яой, — грубовато вставил Кирюха, облизывая ложку, — Юри. Слэш бывает. Флафф, опять же.
Чего от него ждать — фельдшер…
От этих грубых медицинских терминов румянец на щеках Елизаветы Казимировны подернулся бледной окантовкой, но не пропал.
— А самиздат? — осторожно спросила она, — Как вы к самолечению самиздатом относитесь, доктор?
Антон Васильевич неопределенно поиграл бровями.
— Если без фанатизма, — наконец сказал он неохотно, — И в небольшой дозировке.
— У моей двоюродной сестры есть тетрадь с машинописным Бродским. Говорит, превосходно снимает что угодно…
— А вы бы все-таки без фанатизма… Самиздат — дело такое, сами понимаете. Одного лечит, другого калечит. У кого литературный вкус не развит, того и Бродский в могилу сведет…
Прощались быстро, скомкано. Смущаясь и опуская глаза, Елизавета Казимировна запихнула в руки Антону Васильевичу пакет с пирожками и небольшую, явно полученную от кого-то в подарок и немного замусоленную, книжонку Гоголя.
Внизу их встретила остывшая машина «скорой» и замерзший злой шофер. Рация тоже встретила неприветливо.
— Семь томов Купцова тебе на полку! — огрызнулась она сквозь ворох хрустящих помех, словно весь радиоэфир тоже был забит рыхловатым апрельским снегом, — Васильич, ты куда пропал? У нас четыре лит. бригады на весь город!.. Будто сам не знаешь!
— Порядок, — отозвался Антон Васильевич. От горячего борща внутри сделалось мягко и даже дребезжащий на ухабах автомобиль уже не так бередил окостеневшую, из сплошных острых углов, душу, — Пенсионера от Донцовой откачивал. Не минутное дело.
Рация громыхнула еще что-то неразборчиво и беззлобно ругнулась.
— Езжайте прямиком на Новосельскую. Девчонке какой-то плохо.
— Что там? — без интереса спросил Антон Васильевич, уставившись в окно, — Перумов? Фрай?
— Что угодно может быть. Ты уж смотри, по ситуации… Если вдруг перевод Спиваковой, то сразу в лит. инфекционку тащи, не тяни. У них это сейчас повальное…
Антон Васильевич зачем-то ощупал в кармане мягкий томик Гоголя — «употреблю с чаем, если выдастся минута» — и толкнул шофера в спину:
— Давай, гони.