Пробивая покупки, мужчина смотрел на Эрика, видимо, ожидая, что тот поддержит разговор. Но Эрик только молча кивнул.
– Двести тридцать пять долларов и сорок три цента, – отрапортовал мужчина.
Эрик достал из кармана брюк карту и приложил ее к пин-паду. Устройство пикнуло, кассир озадаченно посмотрел в экран и щелкнул пару клавиш.
– Ну-ка, приложи еще раз, – велел он Эрику. Тот послушно выполнил приказ. Мужчина опять пощелкал по клавишам.
– Извините, но карта заблокирована, – наконец выдал он.
– Как заблокирована? – удивился Эрик.
– Как-как, просто заблокирована. Забыл проценты заплатить, украл ее, еще что-то – я откуда знаю, – дружелюбие кассира улетучивалось на глазах. Эрик убрал карту в карман и достал бумажные купюры. Пересчитав их, он обратился к кассиру:
– Уберите, пожалуйста, носки и сосиски.
Кассир недовольно защелкал по клавишам и озвучил сумму – денег не хватало. После этого был убран и пакет с хлебом. Денег все равно не хватало. Эрик вспомнил про мелочь. Добавив ее к смятым мокрым купюрам, он смог рассчитаться. Кассир, в презрении закатив глаза, закрыл чек и, отдав пакет с покупками Эрику, тут же потерял к нему интерес.
Дождь к этому времени, на счастье Эрика, немного поутих. Ему ничего не оставалось делать, как направиться снова в парк. Найдя там более-менее целый трейлер, он залез в него. Трясясь от холода, Эрик полностью разделся. Натянув на голое тело джинсы и толстовку, он почувствовал себя немного лучше. Отжав, как смог, футболку, носки и белье, Эрик разложил их на перегородке. Сжавшись в углу, он уставился в пустоту.
Где-то снаружи под порывами ветра стучала металлическая дверь. Вслушиваясь в этот звук, Эрик уловил в нем некий ритм. Закрыв глаза и вслушиваясь в него, от отчетливо слышал: у-мер-ла, у-мерла, у-мер-ла, умер-ла… Он будто погрузился в транс – не слышал и не видел ничего вокруг себя. В голове бился только этот ритм. Снова вспышка.
С безоблачного неба ярко светит солнце. Эрик ненавидит это солнце. Как оно может светить, если Элизабет нет рядом с ним. Солнце светит как ни в чем не бывало, щебечут птицы, шелестит листва – все как обычно, как будто только ему, Эрику, есть дело до того, что умерла Элизабет.
Он почувствовал на своем плече тяжелую руку. Обернувшись, он видит Мэта – в черном костюме и очках его почти не узнать. Рядом с ним, опустив плечи и уткнувшись в платок, рыдает Катрин.
– Держись, старик… – проговорил Мэт. Эрик заметил, что из-под черных очков покатилась слеза. – Держись, дружище, мы рядом.
Мэт уступил место Катрин – та обняла Эрика и зарыдала еще горше. Он отстранился от женщины. Он не хотел никого утешать – он хотел, чтобы утешили его. Но тот человек, у которого лучше всего получалось это, лежал сейчас перед ним без единого намека на жизнь.
Подошел священник, все расселись на стулья. Эрик смотрел на священника, но видел лишь его шевелящиеся губы – толстые, блестящие, они извивались как два червяка. Такие же черви будут ползать по его Элизабет. У-мер-ла, у-мерла…Нет, этого нельзя допустить! Он не может отдать свою Элизабет! Разве они не видят, что она спит?
Эрик попытался встать, но Катрин вцепилась в него мертвой хваткой справа, Мэт сжал его руку в железных объятиях слева.
– Тихо, дружище, тихо…
– А теперь можете попрощаться, – объявил священник и скромно отошел в сторону.
Мэт и Катрин отпустили Эрика, но тот будто прирос к стулу. Теперь он не мог найти в себе силы встать и подойти к гробу. Он просто наблюдал, как к Элизабет подходят попрощаться какие-то люди. Оказывается, так много людей ее любили и знали.
Наконец, остались только трое – Эрик, Мэт и Катрин. Они втроем подошли к Элизабет. Катрин поцеловала подругу в лоб и, положив ей на грудь какой-то медальон, отошла, не сдерживая рыданий. Мэт, как истинный рыцарь, поцеловал Элизабет руку и ушел утешать Катрин. Эрик остался один на один со своим горем. У-мер-ла, у-мерла, у-мер-ла, умер-ла…
– Сын мой, – обратился к нему священник, – пора…
– Да, пора, – Эрик проглотил слезы и наклонился, чтобы поцеловать Элизабет. – Я буду любить тебя вечно, – прошептал он.
Гроб опустили в землю. Эрик, как полагается, кинул в него горсть земли. Служители-могильщики стали закидывать могилу землей – она мерно стучала по крышке гроба, отбивая ритм: у-мер-ла, у-мерла, у-мер-ла, умер-ла…
Эрик рыдал так, как не плакал с тех самых похорон, размазывая по лицу пыль и слезы. Прошло много времени, прежде чем он начал успокаиваться. В голове образовалась пустота. Единственное, чего он хотел сейчас – умереть.