— Возьмите себя в руки! Слышите?
Кларисса быстро заморгала. Я сделал ошибку, придя сюда. В одиночестве она позволила бы виски защитить ее от страхов, а теперь впадала в истерию. При моем окрике она испуганно отпрянула и попыталась принять величественную позу. Я чувствовал тошноту.
В наступившем молчании слышалось только шипение газа. Кларисса взяла стакан, наполовину наполненный виски с содовой, и осушила его.
— Ну, — заговорила она с мрачной решимостью, — со мной им будет не так легко, как с Уолтером. Я знаю, что Мэтт подделывал счета Уолтера, но меня ему не одурачить. И больше никаких нарядных платьев для Джинни по сто-двести долларов…
Вскоре мне удалось ее успокоить. Пытаться выудить какую-то информацию из ее дикой болтовни было бесполезно, и тем не менее она мимоходом сделала несколько замечаний, которые могли оказаться очень важными.
— Более того, — повысила она голос, когда я направился к двери. — Сегодня утром я много думала, и у меня возникла недурная идея насчет того, кто все это проделывает…
Я остановился.
— Нет, сейчас я ничего не скажу, — злорадно усмехнулась Кларисса. — Всему свое время. Но не забывайте, что я находилась в комнате, смежной с ванной, когда кто-то добавил яд в бутылку с бромидом. Это было во второй половине дня, и я находилась там…
— Если вы что-то знаете, Кларисса…
Она выпятила нижнюю губу, и ее лицо стало угрюмым и безобразным. Ни такт, ни напор не могли заставить ее говорить. Она уставилась в свой стакан, что-то бормоча себе под нос. Я покинул ее, свернувшуюся калачиком у огня.
Мэри с беспокойством ожидала в коридоре. При тусклом свете она выглядела еще более расстроенной, но согласилась, что сделать ничего нельзя и что единственно возможный образ действий — оставить Клариссу наедине с ее пьяными размышлениями.
Мэри вернулась в кухню, а я спустился в библиотеку. Кто-то слегка касался клавиш рояля в гостиной — вероятно, Джинни или Росситер. Я надеялся, что Росситер не досаждает Риду и Сардженту. Он мог быть глупцом или умницей, но его контакты с подобными людьми всегда были чреваты взрывом. К тому же его привычка появляться внезапно в самых невероятных местах и приветствовать всех странными вопросами действовала на нервы. Это было все равно что подвергаться преследованию неуклюжего призрака.
Когда я открыл дверь библиотеки, то услышал громкие голоса. Рид и Сарджент спорили — первый расхаживал по комнате походкой терьера, а второй с мрачным видом сидел в большом кресле у стола.
— Закройте дверь, — приказал Рид, выпятив шею и сердито глядя на меня сквозь очки в золотой оправе. — Где вы были?
— Навещал миссис Туиллс.
— Ну? — осведомился Рид, стуча по столу костяшками пальцев.
— Она что-то знает или просто пьяна и думает, что знает. Кларисса где-то откопала полпинты виски и вроде бы начинала становиться разговорчивой, но потом снова закрылась, как устрица.
— Хм. — Рид попытался жевать свои бакенбарды. — Мы с Джо тут поговорили, и мне кажется, что пришло время выложить карты на стол… Нас никто не может подслушать?
— Думаю, что нет.
Рид склонил голову набок.
— Отлично. Вы сказали, что говорили с Клариссой? Можете держать пари, что отравитель — не она, а?
Глава 15
КРОВЬ И ВИСКИ
— Это не сработает, док! — запротестовал Сарджент. — У вас нет никаких доказательств.
— Ваша беда в том, — отозвался Рид, — что вы не понимаете Клариссу. А я знал ее с младенчества. Вам достаточно хорошенького личика, жеманной улыбки и слов о том, какой вы крутой мужчина… Тьфу!
— Что у вас имеется против нее, доктор, помимо предубеждений? — спросил я, опередив Сарджента.
— Хм! Это уже лучше. А вы, Джо, выбросьте из головы романтическую чушь и послушайте меня. Эта женщина опасна. У нее комплекс королевы Елизаветы. Она смотрит дурацкие фильмы про Ривьеру, титулованных особ и ухажеров во фраках, с кашей во рту и считает себя повелительницей их всех. При этом у нее был муж, отнюдь не похожий на киногероя, родители, не считавшие ее киногероиней, и ей все это осточертело… Погодите! — Он раздраженно махнул рукой Сардженту. — Вы собираетесь спросить меня, почему она не уехала, верно? В том-то и вся загвоздка! Не думайте, что я раньше не сталкивался с подобными случаями. Пятнадцатилетние провинциальные девочки, мечтающие уехать в большой город… Пока их родители живы, они скандалят и негодуют, но чувствуют себя обязанными работать в магазине за пять долларов в неделю, чтобы помогать им. А самое странное в том, что они скорее убили бы родителей, чем отказались им помогать! Если бы родители умерли, их совесть была бы спокойна, так как помочь им уже было бы невозможно.
Такие девушки убедили бы себя, что это суд Божий, что теперь они свободны и могут ехать куда хотят. Для них важны семейные узы. Они не хотят освободиться по собственной воле и просто убежать, так как узы при этом никуда бы не делись. Другое дело — если родители умерли… Я не слишком силен в объяснениях — предоставляю это адвокатам. Но для меня все ясно как день.
— Вы действительно думаете, — сказал Сарджент, — что миссис Туиллс способна сделать такое, любя мужа и родителей…
— Чушь! Она никого не любит. Это наиболее характерный из всех подобных случаев, с какими мне приходилось сталкиваться. Я мог бы назвать вам психологические причины, но вы все равно их не поймете. Поверьте мне на слово. Такие девушки даже не думают подвергать сомнению свои обязанности по отношению к родственникам, но внезапно теряют рассудок и просто уничтожают их. А эта женщина рассчитывает получить целое состояние… Что вы об этом думаете, мистер Марл?
Я колебался. Это настолько соответствовало пьяной болтовне Клариссы, ее признаниям видеть родителей и мужа мертвыми, что мне стало не по себе. Такая возможность выглядела очевидной даже в бессвязных объяснениях коронера. Как ни странно, Кларисса никогда не сомневалась в древнем изречении о святости семьи. Совершить убийство для нее было бы куда легче, чем восстать против собственных эмоциональных убеждений, а мертвое лицо беспокоило бы ее совесть гораздо меньше, чем укоризненный взгляд бедного родственника. Во время развлечений на Ривьере ей могло бы приходить на ум почерпнутое из киноленты сентиментальное представление о богадельне — нелепое для большинства, но убедительное для нее. В то время как могила была бы окончательным исходом, не подлежащим исправлению.
Я смотрел на коронера, который вытянул шею, поглядывая сквозь очки полузакрытыми глазами.
— Это возможно, — сказал я, — но только теоретически. Вам придется это доказать.
— Ладно, согласен. Но позвольте спросить, у кого имелась лучшая возможность? Комната Клариссы соединяется с комнатой ее мужа через ванную, где она могла незаметно ни для кого добавить яд в бутылку с бромидом. Вчера от половины шестого до шести вечера ее никто не видел. Она якобы отдыхала в своей комнате, но кто может это подтвердить? Кларисса могла добавить мышьяк в ужин матери, прежде чем спустилась в столовую. А ее мать слышала в комнате «одну из девочек». Кто был наиболее близок с Туиллсом и мог исподволь расспросить его о ядах? Кларисса. Кто знал, что у Туиллса в привычке принимать бромид каждый раз перед сном? Кларисса. Кто знал о наличии в библиотеке нового сифона с содовой? Снова Кларисса, поскольку сама принесла его в дом.
— Погодите! — запротестовал Сарджент, сделав резкий жест рукой, которой прикрывал глаза. — Не забывайте, что Мэри тоже знала о сифоне. Она принесла его судье и находилась рядом с ним, когда он пил.
— Чепуха и вздор! — фыркнул Рид. — У Мэри самое надежное алиби после Вирджинии. Она была в кухне со служанкой от половины шестого до шести… Далее, кто выигрывает от смерти Туиллса финансово? Кларисса, не так ли?