Окружной детектив выпрямился в кресле, вцепившись в подлокотники. Вокруг его светлых глаз обозначились морщинки.
— Не забывайте, док, — напомнил он, — что она сама едва не выпила из этой бутылки с бромидом.
— Джо Сарджент, иногда вы кажетесь мне умственно отсталым ребенком. Это же невероятная чушь! Кларисса ведь не круглая дура. Именно к такой детской хитрости она бы прибегла — позволила кому-то видеть, как она собирается выпить бромид, но в итоге не выпила его. Это тоже почерпнуто из кино. Она понимала, что бромид не убьет ее, что обычная доза абсолютно безвредна, но, тем не менее, вылила его в раковину. Почему?
— Потому что… — медленно начал я.
— Потому что она знала, что он отравлен. Сарджент неуклюже встал, подошел к столу и взял томик Гейне.
— Отлично, док, — проворчал он. — А вы можете объяснить, что Туиллс написал здесь? Бьюсь об заклад, что нет.
— Не будьте так уверены, Джо Сарджент. Хм… Ну, давайте посмотрим. «Уверен ли я, что знаю отравителя?» Напоминаю, когда он писал это, то сидел у кровати жены — смотрел на нее, подозревал и сомневался… Я вернусь к этому через минуту.
— Не слишком убедительно, док.
Коронер едва не перешел на крик:
— Черт возьми, можете вы заткнуться и дать мне шанс? Я знаю, что делаю. «Что сожгли в камине и почему?» Я скажу вам. Это было завещание доктора. Если бы он умер, не оставив завещания, Кларисса получила бы все.
— Признаю, в этом что-то есть. Но…
— Подождите, — вмешался я. — Почему вы считаете, что это было завещание? Мы о нем ничего не слышали, но, как только узнали, что что-то было сожжено в камине, все сразу пришли к выводу, что это завещание. Так всегда случается в книгах, но какие у нас есть причины это предполагать?
Сарджент выглядел так, словно у него начался приступ головокружения. Он умоляюще воздел руки к потолку, потом ответил, немного успокоившись:
— Ну, во-первых, камин в этой комнате — единственный, где что-то можно сжечь. Я осмотрел другие — они все газовые. Сожгли, безусловно, не что-то твердое, способное оставить следы. Я покопался в пепле, сохранившемся с прошлой ночи. Очевидно, уничтожена была бумага… Во-вторых, хотя этот молодой парень, Росситер, и псих, он сделал хорошее предположение. Я имею в виду медные скрепки на столе. Ими пользуются для сшивания юридических документов. Росситер предположил, что ими скрепляли завещание доктора прямо здесь, в этой комнате…
— Так не пойдет! — внезапно раздался протестующий голос. — Я не говорил ничего подобного.
Мы все вздрогнули от неожиданности. Рид грозно повернулся в том направлении, откуда исходил голос. Никто из нас не слышал, как вошел Росситер. Он примостился на спинке кресла, опустив подбородок на руки и глядя на нас.
— Хотя я сожалею о необходимости прервать ваш разговор, — продолжал Росситер, — я не могу допустить, чтобы меня неверно цитировали. Это плохо для моей репутации. — Он рассеянно улыбнулся и покосился на стол. — Я почти уверен, что что-то было сожжено, и упоминал о завещании. Но я ничего не говорил о докторе Туиллсе.
— А кто же еще мог составить завещание? — осведомился Сарджент. — Судья Куэйл? Ему практически нечего завещать… И его завещание было бы незачем жечь.
Росситер выглядел задумчивым.
— Это интересный момент. Но ведь маленькими медными штучками можно скреплять не только юридические документы.
— А что еще?
— Главы книги.
Последовала пауза, во время которой Сарджент повернулся и уставился на стол. Росситер снова заговорил:
— Я знаю, что не должен встревать, но, по-моему, на столе разбросано слишком много этих маленьких медных штучек. Если бы вы собирались скрепить всего один документ, вам бы не понадобилось такое количество. — Он взъерошил волосы. — Мистер Марл, вы прибыли сюда, чтобы взглянуть на рукопись судьи, не так ли? Интересно, где она?
Рот Сарджента слегка приоткрылся, а взгляд стал неподвижным. Он быстро обошел вокруг стола и выдвинул ящик.
— Там дьявольская путаница, верно? — спросил Росситер. — Я уже заглядывал туда. Похоже, кто-то рылся в ящике до нас… Но здесь нет никакой рукописи. Думаю, ее сожгли.
Еще одна пауза. Рид тяжело дышал через нос.
— Ну и как это связано с делом?! — воскликнул он. — Зачем кому-то могло понадобиться жечь рукопись? Вы считаете, что это не имеет никакого отношения к завещанию?
— Боюсь, что имеет, и очень большое, — ответил Росситер. — Но я могу оказаться не прав. Лучше спросите судью Куэйла.
Сарджент задвинул ящик.
— Я приведу его, — сказал он. — Подождите здесь.
Когда он вышел, Росситер скользнул в кресло, достал табак и сигаретную бумагу, после чего его задумчивость сменилась наивной гордостью умеющего скручивать эти нелепые сигареты. Он курил с явным наслаждением, перекинув длинную ногу через подлокотник. Рид нерешительно пощипывал бакенбарды.
— Молодой человек, — недовольно заговорил он, — я вас не понимаю. Если вы валяете дурака… Чем вы тут занимаетесь?
— Добывал информацию о родителях судьи Куэйла, — отозвался Росситер. — И особенно о няне, которая была у него в детстве. Конечно, я не знал, что она у него была, пока мне не рассказала миссис Куэйл. Я думал, что, вероятно, это только его родители, и поинтересовался, известно ли ей…
— Вы беспокоили миссис Куэйл?
— Я единственный, кого она согласна видеть. Мы отлично поладили. Я показал ей несколько новых карточных фокусов…
— Карточных фокусов?
— Да, — подтвердил Росситер. — Они у меня очень ловко получаются. Меня научил один парень из медицинского рекламного шоу. — В его глазах появился блеск экспериментатора, и коронер попятился. — Хорошо бы вы позволили показать вам некоторые из них. Только не возражайте, если они не сразу получатся. Миссис Куэйл не возражала. У меня при себе карты, и если вы…
— Не желаю видеть никаких карточных фокусов! Я спросил вас…
Лицо Росситера выражало сомнение.
— Вы уверены, что не хотите видеть Джека-который-по-терял-свой-ключ-возвращаясь-из-пивной и то, как он оказался на верху колоды?.. Ну а миссис Куэйл хотела. — Он задумчиво добавил: — И она единственная позволила мне исполнить сцены из Шекспира. Я ведь воображал себя актером. Видели бы вы моего Шейлока! И моего Гамлета — особенно в сцене с Призраком. Мой Лир также удостоился похвал, хотя впечатление ослабила необходимость часто снимать фальшивую бороду, чтобы вытащить волосы изо рта. Временами это заставляло публику сомневаться, играю я короля Лира или Шерлока Холмса. Мой Отелло с помощью жженой пробки…
— Я не желаю слышать о вашем Отелло! — в отчаянии прервал его коронер. — Я хочу знать, чем вы занимаетесь… Прекратите! — закричал он, видя, что Росситер собирается произнести очередную речь. — Я не желаю, чтобы вы совали всюду свой нос, понятно? Полагаю, вы слышали все, что я говорил о миссис Туиллс?
— Ну, если вы настаиваете на разговоре об этом чертовом деле… Да, я вас слышал. — Росситер печально покачал головой. — Все это чепуха, сэр. Очень сожалею, но это так. Чепуха.
Коронер приготовился достойно ответить, когда увидел, что дверь открылась, и застыл, как терьер на натянутом поводке. Росситер поднялся, посыпая ковер сигаретным пеплом, — при виде судьи Куэйла он явно смутился.
— Добрый день, джентльмены, — поздоровался судья. — Добрый день, мистер Росситер. Моя дочь сообщила мне, что вы здесь.
Он говорил с мрачной вежливостью — почти чересчур вежливо. В нем ощущались суховатая настороженность и в то же время какое-то странное безумное веселье. Вспоминая следы уколов на его предплечье, я подумал, что знаю причину. Его лицо было чисто выбрито, длинные волосы аккуратно причесаны, он надел лучший черный костюм с черным галстуком-бабочкой и невероятно высоким воротником. Судья был почти таким же высоким, как Росситер. Когда они обменивались рукопожатиями, невольно бросался в глаза контраст чопорных манер и проницательного взгляда судьи с неловкостью и смущением молодого англичанина. Отвесив нам поклон, судья сел за стол.