— До сих пор ты был не слишком откровенен, Джефф, — заметил он наконец.
— Лучше было помалкивать, — отозвался я, — пока опасность не миновала.
— О, я не беспокоюсь. — Рука продолжала поглаживать лацкан. — Я не имею к этому никакого отношения… Только чего ради ты строишь из себя ищейку?
— Убирайся к черту! — огрызнулся я.
— Ну-ну, Джефф! — Мэтт обиженно наморщил нос. — Я ничего плохого не имел в виду. Просто я не хочу, чтобы на мне пробовали детективные трюки. — Он достал шелковый носовой платок и вытер лоб, демонстрируя оскорбленные чувства. — Я ужасно расстроен, старина. Эта история меня доконает. Мы же друзья детства! Я не хотел тебя обидеть…
— Ты можешь вбить себе в башку, — перебил я, — насколько серьезно это дело? Если ты постараешься держаться естественно и оставишь на минуту этот покровительственный тон…
Он сел.
— Хорошо. Но повторяю: я расстроен. Эта история с ядом не касается мамы, верно? Я имею в виду… ее не отравили?
— Спроси у Туиллса. Я не знаю.
— Послушай, Джефф, ты ведь не станешь об этом болтать? Меня это уничтожит! Ты представить себе не можешь… — Он порывисто вскочил.
Я с трудом сдерживался.
— Ты хоть понимаешь, что кто-то в доме пытался отравить твоего отца и, вероятно, твою мать?
— Это невозможно! Что за нелепая идея! — Мэтт плюхнулся в кресло, скривив рот в усмешке. — Это отпадает! Разве только… почему я об этом не подумал? Конечно, это горничная. Она славянка или что-то в этом роде… — Теперь он выглядел серьезным и в то же время жалким. — Нет, это ошибка! Ты отлично знаешь, что никто не мог пытаться…
— Пожалуйста, успокойся. Ты ведь сам обещал поговорить об этом. Почему бы не теперь?
— Но о чем тут говорить?
Я протянул ему мой портсигар, и мы оба взяли по сигарете. Какое-то время мы молча курили под аккомпанемент тиканья часов.
— Ну, например, о домашней атмосфере…
— Вот еще! — фыркнул он. — Она такая же, как в других домах. Мне, во всяком случае, этот дом нравится!
— И отношения между всеми вполне сердечные?
— Слушай, Джефф, я разумный человек и пытаюсь держаться в стороне от любых дрязг. В этом мире лучше ладить со всеми… Конечно, Джинни, Кларисса и особенно мама ссорятся с отцом, но только не я. Я просто стараюсь не попадаться ему на глаза. Если он говорит: «Пойдем в библиотеку, Мэтт, и поболтаем, как раньше», я отвечаю: «Прости, папа, но мне надо выйти». И я действительно ухожу. Я ведь знаю, что он хочет почитать мне свою дурацкую книгу. О чем мне с ним говорить? Он даже никогда не посещал юридическую школу! — Мэтт произнес это серьезно, словно выдавая позорную тайну. — Можешь этому поверить? А ведь папа — судья!
«Я бы охотно свернул тебе шею, Мэттью Куэйл-младший! — подумал я. — В тени великих юристов, чьи голоса доносятся из прошлого, ты будешь заниматься мелкими тяжбами и грошовыми мошенничествами, а на твоей могиле напишут: „Он посещал юридическую школу“. Но сейчас я буду расспрашивать тебя тщательно и постараюсь поймать на слове».
Внезапно Мэтт хлопнул по подлокотнику кресла.
— Господи! — пробормотал он. — Яд… По-моему, я кое-что понял!
— Что именно?
— Хорошо бы вспомнить, кто это сказал… Менее недели назад мы говорили о ядах.
— Кто?
— Мы все. За обедом. Погоди, дай мне подумать — я многое забыл… — Он махнул рукой и нахмурился. — Да. В тот день мы ели жареную баранину. Кто-то рассказал историю о каком-то римском парне — Юлии Цезаре или Нероне; я вечно их путаю. Вроде бы какой-то родственник хотел его отравить, но он был умен. У него был дегустатор, который пробовал всю пищу. Однажды этому типу подали очень горячий суп. Дегустатор сказал, что все в порядке, но посоветовал охладить суп водой из кувшина с холодной водой. Они так и сделали, а потом оказалось, что родственник добавил яд в кувшин и своего добился… Не знаю, может ли это помочь…
— Кто это рассказывал?
— Не могу вспомнить. Кажется, одна из девочек. Вероятно, Джинни — она постоянно читает такую чушь. Да и какая разница? — Мэтт встал и встряхнулся. — Это ничего не значит. Я…
Он как раз сделал паузу, когда мы услышали звук мотора и увидели фары автомобиля, мелькнувшие на подъездной аллее.