— Я так не думаю, Джинни.
— Господи, я знала это!
— О чем ты?
— Я знала, что должно произойти нечто ужасное. Каждый раз, входя в дом, я покрывалась холодным потом, ожидая этого. А когда Мэтт начал рассказывать, я внезапно подумала…
— Слушай, Джинни, ты должна взять себя в руки. Сними пальто, возьми сигарету…
— Ты бы вел себя так же, — сердито отозвалась она, — если бы прожил здесь долго.
Девушка сбросила ботики, скинула пальто и перевесила шарф через спинку кресла. Между ее бровями обозначилась морщинка, но глаза лукаво блеснули, когда она посмотрела на меня.
— Я ведь даже не поздоровалась с тобой. После стольких лет… Да, дай мне сигарету. Ты выглядишь гораздо старше.
— Ты тоже. И гораздо красивее.
Последовала пауза. Вирджиния взяла из моего портсигара сигарету и снова посмотрела на меня.
— Я не возражаю слышать это от тебя. Но мне надоело сидеть в припаркованных машинах с придурками, которые рассказывают о своих успехах в бизнесе с недвижимостью и надеждах заработать целое состояние… — Она закурила сигарету и выпустила облачко дыма. — Пускай зарабатывают сколько душе угодно. Но почему я должна это выслушивать? Мне это неинтересно.
— Ты имеешь в виду, что выслушивала это сегодня вечером?
— Ну… Давай не будем об этом. Неужели мужчины воображают, будто женщинам интересен их бизнес?
— А как насчет влюбленных женщин?
— Это то же самое. Они просто думают о том, кого любят, — воображают его героически покупающим и продающим дома, играющим на бирже, или что там еще делают с недвижимостью… — Она задумчиво нахмурилась. — В любом случае дело в человеке. Предположим, я бы влюбилась в каменщика. Я могла бы часами слушать лекцию о кирпичах, но думала бы только о том, как он работает мастерком.
Глядя в зеленые глаза, всегда поглощенные тем, что занимало их обладательницу, и всегда казавшиеся обдумывающими какую-то сложную проблему, я чувствовал, что давно хотел поговорить с Джинни Куэйл. Она являлась одновременно посторонней и старым другом. Рядом с ней я испытывал возбуждение, словно при первом знакомстве с интересной девушкой, и в то же время приятную расслабленность, характерную для привычного дружеского общения. Раньше мы часто бродили с ней среди ив, серо-зеленых при свете луны, по арочному мосту, под которым бурлила вода, и смотрели на звездочку в промежутке между верхушками деревьев. Обычно наши беседы начинались с шуток, но переходили в долгий серьезный разговор о жизни…
— Пенни за твои мысли, — сказала Вирджиния.
Я с трудом вернулся в настоящее.
— Я думаю об этом доме. О том, как его обитатели вели себя сегодня вечером… Это чистое безумие…
— О чем ты?
— Ну, например. Что тебе известно о «чем-то белом», которое бегает по полкам буфетной или по подоконникам?
Вся интимность тотчас же разлетелась на кусочки. Больше не было контакта, освещенного звездочкой из прошлого. Осталось лишь слово «убийство». Вирджиния вскрикнула, потом начала истерически смеяться:
— Значит, мрачная тайна выплыла наружу! Это просто прекрасно, Джефф!
Я не был готов к такой реакции. Смех перешел в кашель, когда она поперхнулась дымом.
— Ты знаешь об этом, Джинни?
— Как же мне не знать? С этого начались все неприятности. Это повергло маму в такую депрессию, что она едва говорит, а папу довело до безумия.
— Но что это такое?
— Не знаю. Отец утверждает, — она усмехнулась, — что это белая мраморная рука.
Глава 5
НАШ ШУТЛИВЫЙ ОТРАВИТЕЛЬ
— По крайней мере, — быстро поправилась Джинни, — я знаю, что он так думает. Конечно, папа никогда об этом не упоминает, хотя было бы лучше, если бы он это делал. — Проследив за моим взглядом на статую Калигулы, она кивнула: — Да. Чистое безумие, верно? Я знаю, что папа немного повредился в уме, но нам от этого не легче. Если ему кажется, будто он видит ползающую по дому белую мраморную руку, то страдаем от этого мы. Хотя мы понимаем, что это всего лишь игра воображения, но когда он с криком просыпается среди ночи…
— Джинни, — прервал я, — ты уверена, что это только игра воображения?
Казалось, что комната вдруг стала гигантской, что самый тихий шепот отзывается в ней эхом и что тиканье часов исходит из бездны. Возможно, причина была в том, что Джинни внезапно съежилась. Только ее глаза оставались огромными.
— Потому что, — продолжал я, — мне рассказал об этом не твой отец, а Мэри. Она это видела.
— Мне такое приходило в голову. — Джинни говорила словно во сне, уставясь на сигарету. — Но это делает ситуацию еще хуже, не так ли?