Она указала направление; место находилось под прямым углом к трем окнам, выходящим на горы.
— Мы сидели на качелях и курили. Было лето. Окна были открыты, но шторы опущены. Папа сидел в библиотеке и, должно быть, слышал нас. Внезапно он вышел на веранду со свирепым выражением лица и рявкнул: «Вынь изо рта сигарету! Ведешь себя как вульгарная шлюха!» Потом папа напустился на Дэла, который обнимал меня за плечи, и наконец приказал мне вернуться в дом, где прочитал мне лекцию, меряя шагами пол. Мне предоставляют слишком много свободы, я не уважаю ни родителей, ни Бога, ничего. Я поздно возвращаюсь домой и не говорю, где была. Именно избыток свободы погубил моего брата Тома.
Это явилось только началом. Папа устроил дикий скандал Клариссе, которая пошла на танцы в сельский клуб и вернулась слегка навеселе. Той осенью он ушел в отставку, по его словам, чтобы работать над книгой и присматривать за нами. Апеллировать к маме было бесполезно — она забрала все вещи, книги, картины, даже одежду Тома к себе в комнату и не позволяла никому к ним прикасаться…
— Слушай! — прервал ее Мэтт, вскинув голову и выпятив подбородок. — Ты изображаешь отца кем-то вроде тирана! Он не был таким, Джефф. Она просто затаила на него злобу.
— Очевидно, не был. — Джинни пожала плечами. — Во всяком случае, согласно его кодексу… Но тебя это не затрагивало, Мэтт. Ты всегда оставался маленьким светловолосым мальчуганом. Делал правильно складку на шляпе, ходил в правильный колледж, играл в гольф достаточно хорошо, чтобы считаться успешным бизнесменом. Художник мог бы аллегорически изобразить твою душу и назвать картину «Толпа».
— Это всего лишь болтовня, — отрезал Мэтт. — Я просто никогда не выпендривался, если ты это имеешь в виду. В отличие от Тома или этого придурковатого англичанина, от которого ты была без ума.
— Прекрати! — Джинни внезапно поднялась и отошла к окну.
Но Мэтт не унимался. Он обратился ко мне:
— Этого парня звали Росситер. Его выгоняли со всех работ. Кончилось тем, что он устроился в «Саммит» коридорным или кем-то вроде…
— Он уехал, как и все! — крикнула Джинни, отвернувшись от окна. Ее губы дрожали. — Папа выставил его. Все взрослеют и уезжают — кроме меня.
— Никто тебя не держит, — заметил Мэтт. — Если хочешь, можешь поступить как Том.
Джинни посмотрела в камин, потом в угол потолка, словно ища дверь. Ее покрасневшее лицо приняло разочарованное и циничное выражение.
— Куда уж мне! Я безвольная, как все Куэйлы. — Она стиснула спинку стула и закрыла глаза. — Я не уезжаю, потому что не осмеливаюсь. Я боюсь остаться наедине с собой. Так что не мне говорить. Мы все будем торчать здесь, пока папа не…
— Например, пока его не отравят? — осведомился Мэтт.
В дверях послышался голос:
— Из-за чего вся эта суета?
Голос был тягучим и недовольным — его можно было охарактеризовать как вызывающее хныканье. Сразу можно было догадаться, что он принадлежит красавице, чары которой иссякли, не будучи оцененными в полной мере, и которая отлично это знала. Кларисса Куэйл стояла, держась за дверную ручку, вскинув голову и подняв брови. Это был выход на сцену, которому для полного эффекта не хватало только ударов часов, бьющих полночь. Он выглядел бы почти комично при других обстоятельствах и отсутствии остатков былого шарма. Темные волосы, разделенные пробором и завитые глянцевыми кольцами над ушами, выдающиеся скулы, голубые глаза Мадонны, окруженные длинными черными ресницами… Но под подбородком появилась пухлая складка. Несколько отяжелевшая голова горделиво приподнималась над белым меховым воротником…
Дюжину лет я думал о ней, читая романы, как об экзотической авантюристке. Не исключено, что и она думала о себе точно так же. Мысленно я спасал ее от многочисленных титулованных злодеев. Но сейчас она выглядела как недовольная оперная певица. Странно…
— В чем дело? — повторила Кларисса.
Она стянула перчатки жестом, каким бросают пенни нищему. Мрачное предчувствие подсказывало мне, что Кларисса стала членом какого-то литературного общества и только что вернулась оттуда. Ее блестящие глаза окинули нас лишенным любопытства взглядом, чем-то похожим на взгляд отца…
— Слушай, Кларисса… — Мэтт заколебался, облизывая губы. Она явно была его любимицей. — Это ужасно, но… кто-то пытался отравить папу.
В комнату вбежала Мэри и заговорила одновременно с Мэттом. Кларисса сохраняла величавую позу, хотя фразы летели к ней со всех сторон. Очевидно, она была встревожена и даже попятилась, как будто брат и сестра атаковали ее, но заговорила тем же тоном: