…В тот знаменательный день, поднимаясь на ноги в цветнике, Майя пошатнулась — голова закружилась, в глазах потемнело, тем не менее она двинулась с места и едва не упала. Пришлось упереться ладонью в стену, до которой все же дошла в тумане, поцарапав ноги шипами роз. Отдышавшись, девочка отправилась в дом.
Мама напевала на кухне, порхала между плитой и столом… Майка засомневалась: может, это не она лежала под Хомутовым? Разве можно с точностью утверждать, что ноги были мамины? По ногам узнать никого нельзя, да и не присматривалась Майя к ногам. От одной мысли она почувствовала легкость, словно что-то слезло с нее.
— Майка? — изумилась мама. — Так рано?
— У меня разболелось… голова разболелась, — солгала она, солгала первый раз в жизни, до этого не пользовалась данным приемом, и почувствовала, как горячая краска вины и стыда заливает лицо.
А солгала потому, что увиденное перевернуло все ее представления, ведь то, что было в комнате, тоже обман, подлая ложь. Впрочем, Майя в то время еще не понимала всех тонкостей, не умела анализировать, природное чутье само расставляло акценты, подсказывая, что и как называется, в будущем этот внутренний цензор очень поможет ей.
— Так ты с уроков ушла? — спросила мама с безразличием счастливого человека, который машинально задает вопросы, хотя ответы его не колышут.
— Ушла… — проговорила Майя, садясь на табуретку и с повышенным любопытством изучая родную, ранее непорочную мамочку.
— Выпей полтаблетки аспирина и полежи.
— Ага, да…
Аптечка находилась тут же, Майя взяла аспирин, поскольку голова у нее была в полном порядке, таблетку в рот не положила, сунула в кармашек жилета, а потом выпила воды, будто таблетку запивает. Она второй раз воспользовалась обманом в течение каких-то пары минут! Разумеется, не выпить лекарство совсем не преступление, однако ослушалась Майя тоже впервые. Но самое необъяснимое и непредсказуемое — обманула легко, будто лгала по сто раз на дню всю свою коротенькую жизнь. Правда, это неважно было в ту минуту, исподтишка девочка искала в матери то, чего раньше не замечала, должно же в ней что-то новое проявиться…
— У нас еще кто-нибудь есть? — вдруг поинтересовалась Майя.
— Никого. А что?
Поразительно, но мамулю вопрос доченьки не насторожил ни на йоту, слова она бросала небрежно, отстраненно, даже лениво, продолжая нарезать морковку тонкими кружочками. Не спуская с мамы глаз, Майя протянула:
— Да ничего… просто так.
— Но ты почему-то спросила. Почему?
Казалось бы, наконец мамочку заинтересовали странные намеки, но нет. Она по-прежнему не придавала значения ни интонации, ни словам, ни сканирующим взглядам дочери.
— Здесь пахнет… — И Майя осеклась, так как действительно в доме пахло чем-то незнакомым, этот запах сложно было отыскать в памяти, лишь через много лет она поймет, что это было. — Пахнет… чужими духами.
И уставила на мать требовательный взгляд, мол, объясняй, что за дух поселился в нашем доме, оправдывайся, а та пожала плечами:
— Странно… Ну, заходила баба Зина, только вряд ли она пользуется духами, тем более стойкими.
Больше ничего. Должно же что-то дернуться — глаз, бровь, губы? В подобных случаях говорят: ни одни мускул не дрогнул, но Майя с этими выражениями пока не была знакома. И снова она засомневалась: может, ей все показалось? А потом пристально взглянула на мать… Да, в ту минуту Майка оценивала свою мать, оценивала по-взрослому, с типично женским пристрастием, и пришла к выводу — она красивая. Даже в старом застиранном халате, с растрепанными волосами, небрежно заколотыми шпильками потрясающе красивая, таких в кино показывают, только малость похуже. И Хомутов как с картинки… так говорят бабки соседские. Отец по сравнению с ним чудак на букву «м», нельзя сказать, что он пил, выпивал — да, но некритично, он просто никакой: ни хороший и ни плохой, так во всем.
— Голова прошла? — спросила мама, нарезая петрушку.
— Почти. Я пойду? Полежу.
В своей комнате Майка бухнулась ничком на кровать и проворачивала в памяти подсмотренное безобразие. Не верилось, что это было… но ведь было. И девочка решила удостовериться, что ей не привиделись ни голый двигающийся зад, ни женские ноги… Завтра, сказал Хомутов? Значит, завтра.
Черная тень не дала добежать до двери, снова перекрыла дорогу, Майе пришлось отступить назад. Есть, есть выход…
— Послушай… — сбивчиво заговорила она, отступая и выставив перед собой обе ладони. — Я не знаю, кто ты… но не вор, верно? Тебя наняли, да? Убить меня наняли?.. Сколько стоит моя жизнь?