После окончания Тёмной Эпохи в мире виридис преследовались яркоглазые. Обычно глаза виридис изменялись ещё в младенчестве. Пищащих грудничков немедленно убивали их же родители. Если же глаза пробуждались позже, то несчастных отправляли на суд в Совет. Яркоглазые виридис считались вестниками бед, неспособными принести в мир ничего, кроме очередной катастрофы. А ведь всё из-за так называемой «гнилой крови», струившейся в их жилах. Хотя в чём проявляется эта самая гниль, уже никто из современников ясно не представлял. Смерть всем яркоглазым – такое решение было принято Советом слишком давно. И гнить в земле так же и родителям, попытавшимся спасти своё чадо. Решение Совета стало неоспоримым законом. Смерть всем яркоглазым! И Диодор знал об этом. Он знал, что его казнят. Ведь по преданию, обычаю и, если хотите закону так поступали все.
Всеобщий позор ждал изменников. Остатки старого мира виридис ещё помнили те тёмные времена, когда жизнью на Земле правили яркоглазые. Опьянённые властью виридис не прислушивались ни к кому, следуя лишь своим амбициям. Все яркоглазые как на подбор: тираны, диктаторы, душегубы и больные. Но в чём же заключалась их болезнь? Может быть, это не они были гнойным нарывом древности, а те, кто боялся их? Но кто же разберётся в пыли старых костей? А пока расстроенная и отчаявшаяся мать ждала возвращения супруга.
Способна ли мать убить родное дитя? С точки зрения этики – сие деяние чудовищно. Однако оно реально. «Что же движет такими мамочками?» – спросите Вы. Можно рассуждать на столь животрепещущую тему бесконечно. Но есть одна очевидная истина, называемая страхом. Это эмоциональное состояние может быть совершенно разным: страх перед кем-то; страх о грядущем будущем; страх одиночества. Причин много, но корень причин тот же – страх.
Оставшись одна со своим горем, мать пыталась обезглавить сына, боясь обвинения в укрывательстве гнилокрового отродья. Но женщина не смогла убить Диодора не по велению материнского сердца, а из-за страха перед неправильным поступком, который повлёк бы за собой наказание – смерть или и того хуже.
***
– Мы должны избавиться от него сейчас, мой друг, – лепетала в панике заплаканная женщина. Потирая лицо белым платком, та заикалась и шваркала носом, не веря собственным мыслям. Она же всё-таки мать! А в соседней комнате её долгожданное дитя, её сын! Хотя, рождение мальчика совсем не осчастливило женщину, ведь предпочтение в мире виридис всегда отдавалось девочками, но всё же это был её пусть и никудышный сын, и его наследник. В жилах молодого виридис течёт сильная и уважаемая кровь. – Мой друг, мы должны, – продолжала повторять одно и то же несчастная мать. – Это наш долг! Мой друг! Ведь они будут винить нас! Мы погибнем! Вместе с этим отродьем погибнем!
Женщина зарыдала на взрыв и упала на колени. Словно повинная собака, та подползла к своему супругу, сидевшему в кресле и прибывавшему в глубочайшей печали и задумчивости. Дрожащими руками женщина схватила колени практически обезумевшего от горя отца:
– Убей его, – зашептали её уста столь тихо, что казалось, если она чуть повысит голос, то испустит дух. – Я молю тебя. Убей его. Заколи его, как барашка.
Муж посмотрел на жену с таким презрением во взгляде, что она ужаснулась и в панике закричала:
– Прости меня, о грешницу! Это всё моя вина, и грязь во мне! И в утробе своём я принесла тебе такое горе! Прости, прости, прости…. Нет мне прощенья. Нет. – Словно способную спасти её молитву женщина без устали шептала «прости», безвольно распластавшись на мраморном полу.
Мужчина медленно поднялся с кресла. Он долго переминался с ноги на ногу. Набравшись решимости, он поплёлся вперёд, к двери, волоча за собой ноги, совсем так, как делают самоубийцы перед тем, как свести счёты с жизнью. Только слова, показавшиеся тому адским маршем, не смолкали за его широкими плечами:
– Прости, прости….
Он знал, он всё прекрасно понимал и не смел винить её.
Не помня себя, мужчина оказался в той самой комнате. Сгорбившись от сгибавшего всё тело чувства вины, он блуждал взглядом по полу, стремясь изучить каждую трещинку, подвластную зрению.
– Отец, – обратился к мужчине его сын, надеясь на спасение, – мне так жаль. Я оказался одним из этих монстров. Я – брак. Но прошу, не отправляйте меня в Совет. Я не хочу умирать. Я клянусь, что справлюсь и не сделаю ничего плохого. – Диодор стоял прямо напротив отца и взирал на его могущественную фигуру боязливо и нерешительно – совсем не так, как смотрит его собственный отец в минуты, когда следует проявить настоящую доблесть и отвагу на поле битвы.