– Пора привести в исполнение наш план и наконец, разобраться с гнилокровой занозой.
***
Златовласый виридис тяжело вздохнул. Он бился с членами Совета ни один день. Усталость гнобила, заставляя посереть даже столь оптимистичную личность, как Филипп.
– Эти старые перечники у меня ещё попляшут, – скалился аристократ.
За господином семенил молодой слуга. Большеглазый юноша никогда и не мечтал о том, чтобы и во дворец попасть. Однако Советник Филипп выбрал его, растяпу по непонятным причинам. Единственное что растяпе хорошо удавалось – это подслушивать и бояться своего хозяина до дрожи в коленях. А ещё растяпа поддакивал к месту и не к месту.
– Х-хозяин Филипп? – юноша всегда обращался к мужчине только так.
– Чего тебе?! – рыкнул хозяин, заставив юношу икнуть. – Снова твои тупые вопросы. Избавь меня от своей глупости хотя бы сегодня.
– Д-да! Прошу простить меня, хозяин Филипп! – зажмурился Хели.
Резко развернувшись, Филипп улыбнулся и приобнял слугу за плечо:
– Ладненько. Брось, козлёночек. Мы же с тобой хорошие друзья, да?
– Д-да!
– Вот. А то я не люблю пустые слёзы. Эх, я же без тебя, сплетника, как без рук. Ну-ну, – потеребив юношу за щёки. – Не плач. Слышишь, не реви, я сказал.
– Я-я не плачу, хозяин Филипп. – Над Хели откровенно насмехались.
Филипп цыкнул. Дрожащий подбородок слуги обо всём сказал ему:
– Ой-яй-яй. Ну что, мне с тобой делать, козлёночек? На тебя не так посмотришь и ты сразу же лужу мне наделаешь.
Хели быстро-быстро затряс головой:
– Я буду стараться служить вам, хозяин Филипп!
– Хм. Конечно, будешь. Или я оторву твою сопливую головушку. У меня есть порученьице, с которым может справиться без труда даже такой жалостливый козлёночек, как ты. Дело – сущий пустячок, так что заранее не плачь.
Глазки Хели загорелись огоньком надежды. Он очень хотел выслужиться перед хозяином. Хели боготворил хозяина и втайне надеялся когда-нибудь стать похожим на него.
В сумерках Хели уже вышел на дорогу, начинающую его приключения. Юноша свято в это верил. Он был в приподнятом настроении и мурлыкал песенки. «Всё пройдёт без сучка», – уверял он себя. Ну, как же! Ведь в соседней человеческой деревне за перевалом его встретит провожатый. «Бравый виридис», – как выразился Филипп, Теламон из рода Дирея. С этим бравым воякой Хели отправится в своё ответственное задание, целью которого было: попасть в тюрьму Севера, до которой и путь-то не всем известен, и передать свёрток. Хели про путь точно ничего не знал. Но пойдёт он ни один. Припоминая слова хозяина о том, что Теламон известный балагур и красноречивый бард с отменным музыкальным слухом, Хели не надеялся скучать по дороге.
Обратившись в неприметного человеческого мужчину (он и сам не хотел, чтобы его замечали), Хели добрался до деревни за тринадцать дней.
Люди отнеслись к чужаку неприветливо: перешёптывались и указывали пальцами. Хели не мог взять в толк: он пришёл только что, ещё ничего не сделал, а ему и не рады. Странно. Обладая прекрасной памятью, Хели без труда нашёл оговорённое место встречи – у колодца из серого камня, который был единственным источником воды для жителей. Никогда не видя Теламона прежде, юноша представлял его высоким (потому что ему так сказали, заверяя, что волноваться совершенно не о чем, Теламон и сам без труда его узнает). «И кого ожидать, – думал Хели, – под человеческой личиной? Проводник также будет высоким или нет? Уж очень всё расплывчато получалось».
Возле колодца было пусто. Почему-то Хели представлял, что сие место пользуется у людей настоящей популярностью. Но юноша сразу же понял в чём дело. Будь он человеком, то лучше бы умер от жажды, чем пришёл за водой.
Юноше ну никак не хотелось подходить к человеку возле колодца. Было видно, что путник, заблудивший в деревню не понятно зачем, путешествует давно. Одежда его засалилась и потрепалась. Старое лицо не щадил ветер: отчего то ссохлось и шелушилось. Так, казалось бы, обычному человеку, но Хели будучи виридис рассмотрел совсем иное. Сгорбившийся виридис износил человеческую оболочку до такой степени, что та местами потрескалась. Но если бы это было всем, что привлекало внимание людей, то Хели не трусил до дрожи в коленях. Максимум тряслись бы его руки. Виридис-провожатый сидел на большом и длинном ящике. Хотя назвать это «ящиком» было последнее дело. Конструкция была обмотана такими же старыми и грязными сукнами, в которые облачился и сам провожатый.