Заметив Хели, провожатый поднялся с места, и юноша услышал, как хрустит его скорлупа. Провожатый кивнул юноше в знак приветствия. И не обмолвившись и словом, погрузил на свою спину ящик, просунув руки под импровизированные лямки.
Люди толпились неподалёку. Хели слышал, как те молились своим богам.
– Г-господин Телам-мон? – промямлил юноша, когда провожатый поравнялся с ним. Теламон кивнул.
Хели никак не хотел верить, что хозяин Филипп мог столь жестоко обмануть его. Болтун и балагур? Вот уж нет! Ведь, как и не пытался Хели вытащить из буки-проводника хотя бы словечко – ничего не выходило.
Куда бы ни шли эти двое, встречавшиеся им люди принимали путешественников за нечистую силу. Большей частью от того, что Теламон и не намеривался расставаться со своим ящиком. Юноша сломал себе всю голову, рассуждая: что же находится внутри? Но ответа так и не постиг. Путешествие, на которое Хели возлагал большие надежды, закончилось для слуги полным упадком сил.
Теламон точно знал, где и каким образом пролегает путь до тюрьмы. Шли они в темпе почти безо всякого отдыха. Теламон и не смотрел в сторону Хели. И во время трапезы мужчина отворачивался. Типом он был уж чересчур неприветливым. Но через сто девять лун, не смотря на такую компанию хуже и придумать, которой было нельзя, путешественники добрались до цели.
***
Изнывая от поддельной человеческой кожи, Хели сбросил её ещё на подступах к тюрьме. Но молчун, как окрестил спутника юноша, похоже, и не собирался расставаться с личиной. «Разве можно столько времени носить скорлупу? Неужели у него ужасно не чешется кожа? Да что он за виридис такой?» – рассуждал про себя Хели, внимательно взглянув на Теламона. По лицу виридис и не скажешь, что он испытывает дискомфорт.
Встретить прибывших вышла четвёрка виридис. На них мешком висели голубые рясы. Мужчины не были аристократами. Это можно было легко определить – в их движениях проскальзывало что-то заискивающее. Мужчины окружили путешественников – двое позади, двое впереди. Хели напрягся: «что-то не так». Лично его насторожила коробка его провожатого, а мужчины перед ним даже бровью не повели. Вместе с тем Хели огорчился – ему не удалось узнать, что же находится в ящике.
Пройдя катакомбы, виридис оказались во внутреннем городе. Как только они перешагнули порог под золотыми воротами, обстановка накалилась. Это понял и Теламон. Юноша заметил, как побелели костяшки пальцев молчуна.
Парочку окружили. В помещении ощущалось присутствие ещё сорока душ. Хели сделалось дурно. Раньше он никогда не попадал в места с таким количеством золота. Его грудь сдавило, дышать стало тяжело. Но тут произошёл совершенное неожиданный случай, заставивший Хели выпрямиться – в зал вошёл его хозяин, разодетый как член Совета, по всевозможным условным и безусловным правилам. Теламон ухмыльнулся своей отвратительной рожей, чем ввёл юношу в состояние негодования. Однако лицо хозяина просияло так, как бывает при встрече старых друзей.
Филипп довольно склонил голову, он приветствовал Теламона:
– Как я и думал, ты пришёл, – многозначительно посмотрев на встревоженного Хели. – Юнец не станет задавать вопросы такому громиле. И не побоялся же появиться. Я смотрю, ты подготовился. Как же ты опустился до воровства? – Филипп говорил как настоящий праведник, будто теперь он сам одумался и встал на путь истинный. Видимо, князь подзабыл, до каких крайностей он опускался сам, не говоря уже о виридис в лохмотьях.
Теламон вступать в диалог не собирался.
– Отмалчиваться решил. – Вдруг в глазах хозяина промелькнула досада. Филипп поманил к себе юношу, который сию секунду засеменил к хозяину. Через несколько метров юноша побежал. Ему чудилось, что столь недобросовестная личность, как Теламон способен заколоть его со спины. – Мне безмерно жаль, хозяин. – С грустью в голосе сказал Филипп.
Пока Хели переваривал в голове последнее слово, сказанное Филиппом, его хозяин ринулся на Теламона, пронзив его голову ребром ладони. Ладонь прошла насквозь через глумящуюся физиономию.
– Иллюзия! К проходу! – скомандовал Филипп. Приказ был выполнен. Виридис помчались к резной арке, но она исчезла. Виридис осмотрелись – не осталось ни одного выхода. Позолоченные стены почернели. Пытавшиеся преодолеть гудроновые стены виридис, пропадали в черноте и тут же возвращались обратно. Филипп был обескуражен. Он смотрел на почти полсотни виридис, не способных справиться с волей одного. Расхохотавшись, Филипп закрыл лицо руками. Он понимал лучше, чем кто бы то ни было, что волю, которую не представляется возможным даже ощутить, преодолеть невозможно.