Воля волей, а вот найти Эвдокию для мужчины было сложным делом. Ведьму же могли запрятать куда угодно: хоть в подпол, хоть в стену, хоть на потолок привинтить. Да и без шума взглянуть на её милое личико вряд ли удастся. Пока работа мозга вовсю продолжалась, капитан свернул в ту часть тюрьмы, в которой доселе бывать ему не приходилось. Он бесцельно бродил, пока не увидел заинтересовавшие его камеры. Они напоминали человеческие тюрьмы, только вот вместо решёток у тех были прутья, закручивающиеся так, что из замысловатых узоров создавалось впечатление действия. Вот один приговорённый убил какого-то князя, другой пытался опоить своей кровью невинную девушку. Диодор с большим любопытством разглядывал «картины», пока самая отдалённая зарисовка не ввела его в затруднение. Узоры сплетались в шестирукого виридис.
Диодора осенило. Он зашагал из стороны в сторону, решаясь: войти ли к своему знакомому, который и видеть его, наверное, не желает. Но, а проигнорировать знакомого Диодор не мог и не хотел. Его интересовала судьба князя, про которого в связи с последними событиями капитан благополучно забыл.
В то же время Карат не то спал, не то бодрствовал. Как только его глаза открывались, то князь видел перед собой, раздражающий его пол. Это место совершенно не подходило Карату. Он не считал себя преступником. Какая-то ошибка завела его сюда. Он без устали прокручивал в голове, как оказался здесь. Как князь мечтал, находясь в рабском положении у Эвдокии, что вернётся в свой милый дом. И он вернулся. Только в поместье царил траур. Оказывается, что его дедушка и отец погибли. И никто не знал, как же произошла эта трагедия. Своим появлением, живого и невредимого наследника княжеского дома, виридис не вызвал слёзных радостей у местных обитателей. Его бабушка с трудом признала в нём своё некогда любимое чадушко. Мать, выплакавшая к тому времени все глаза, пришла в ужас, увидев Карата. Она не считала этого многорукого монстра за своего сына. Её сын был ангелом в плоти, а этот урод внушал своим видом такой ужас, что и волосы на спине вставали дыбом! Бабушка сочла опасным делом якшаться с Тёмным Искусством и прогнала внука. Если сказать, что Карат был шокирован таким поведением родни, то ничего не сказать. Его гнали из поместья всем скопом, как прокажённого! Все те виридис, что не столь давно покланялись ему и клялись в верности, воротили от князя нос, ахали, возмущались, проклинали, бросались камнями и ругательствами. И тут ко всему прочему, бабушка, которая без сомнений узнала своего настрадавшегося внука, отреклась от него. Карата никто не желал видеть. Когда уже Карат покинул поместье с разбитым сердцем и морем слёз на щеках, то нашлись доброжелатели, не поленившиеся же добраться до Севера и накляузничавшие на ЧУДОВИЩЕ! Опасное как гадюка ЧУДИЩЕ! Которое для блага всех и каждого грибочка в лесах следует изолировать, а лучше предать смерти! Таким вот образом, виридис и оказался в камере Севера. И всё-то Карата посещали любопытные, каждый раз кричавшие все как один: «Как это сделано?!». Короче, натерпелся паренёк такого, что и врагу не пожелаешь.
Прутья на решётках тихонько-при-тихонько отогнулись. Князь уже подумал, что это нелёгкая принесла очередных любопытствующих садистов. Однако при слабом свете луны, виридис вышедший под холодный луч был тем, кого увидеть Карат ну никак не ожидал.
Лицо Диодора вытянулось. Карат был распят, частично четвертован, но всё же жив, а взгляд его был вполне вдумчив. У Карата мимика лица была аналогичной: перед ним стоял не чокнутый слуга без разума в глазах, а вполне себе адекватное создание, даже удивлённое. У Диодора возник миллион и один вопрос, но он решил, что говорить с полутрупом не лучшая идея. На раз-два князь был освобождён от всего, что сдерживало его, а тело того само-собой срослось. Когда все метаморфозы были завершены, то Диодор озадаченно присел на корточки. В прежние времена виридис обращались друг к другу уважительно на «вы», но теперь совсем другое дело. Ведь один – выдрал сердце у второго, который в свою очередь помогал Эвдокии в изуверствах в отношении первого. И никто из мужчин ничего не забыл. Так что отношения между ними были, мягко говоря, неприязненные.