***
Даже имя его звучало глупо. И уж от кого подвигов не ожидал никто, так это от этого виридис. Если дед Тиму, Гиниил был ворчливым виридис, считавших всех своими должниками, но вместе с тем, не боявшимся смерти служителем закона, готовым почти на любые жертвы ради дела правого, то внук героя забытых времён был его полной противоположностью.
Боязливый и нерешительный от рождения Тиму чуждался и собственной тени; сутулый с заискивающими глазками; ещё совсем юнец, которым мог управлять любой, кто чуток половчее его самого. Почему же был у бесстрашного Гиниила такой беспомощный внук? Это так и осталось загадкой. Просто это был Тиму, и, если бы он был другим, то это бы был уже не он.
Тиму не любил посторонних, призирал солнце, плевался при упоминании женщин. Радовал его только сон и игры с тюремщиками. Но всё же он был внуком знаменитого Гиниила, построившего совершенную тюрьму для бессмертных. Поэтому (а может быть и почему-то другому) Тиму имел железную или, если уж точнее выражаться платиновую волю. Но в его случае дар небесный был дарован не тому, кто бы ценил его. Настолько всё обстояло печально, что и собственной мысли в голове Тиму не присутствовало, до того он привык полагаться на других. И судил он о себе совершенно так же, как его видели другие, например, суровый дед, доводивший внука до сердечных приступов своей строгостью. Тиму – не кто иной, как жалкий тип. Всё, что умел Тиму – осуждать других или восхищаться недосягаемыми кумирами. Так же внуку проектировщика тюрьмы неплохо удавалось прятаться и нагнетать обстановку.
Тиму расстался с дедом настолько давно, что он уже успел заблудиться в сводах дворца. Виридис был из тех, про кого говорят: «в трёх соснах бродит». Передвигался виридис быстро, всем своим видом пресмыкаясь. Большие глаза его смотрели растерянно, исподлобья. Он охал и ахал, когда под его ногами хрустел камень, а после озирался, как неопытный вор, ускоряя семенящий шаг. Тиму петлял змеем, потерявшим всякие ориентиры.
Опустевшие каменные хоромы, не отличающиеся архитектурными изысками, давили на перепуганного Тиму своей неоспоримой мощью. До такой степени он боялся открытых пространств, что был готов вот-вот сойти с ума. Виридис с трудом различал противоположные стены, настолько они были далеко расположены, что Тиму думалось, будто он бежит по какой-то равнине.
Стук сердца отдавался неровными ударами в висках. Если бы Тиму встретил сотворённого Исис зверя, то совершенно точно умер от страха и разрыва сердца, не успев пискнуть. Но Тиму был везунчиком, если к нему вообще можно было применить это слово.
Исис сидела на своём, рассыпающимся троне, поскольку силы уже оставляли её. По острому подбородку женщины стекала кровь. Ещё каким-то чудом женщина оставалась в мире бренном, хотя все признаки указывали на то, что та должна умереть в скором времени.
Тиму остановился прямо напротив Исис, совершенно случайно набредя на тронный зал, и в тот же миг оцепенел от ужаса. Из глаз, ушей, носа женщины текли скудные багровые ручейки. Она заметила Тиму и посмотрела на него с обречённостью во взгляде. Лицо её заулыбалось, а налитые кровью глаза сощурились:
– Чего же ты ждёшь? – спросила она. – Разве тебе не известен самый главный закон природы: не ты убьёшь, так тебя убьют?
Вообще трусы встречаются самые разные. Да и кого можно назвать «трусом»? И что же, собственно, трусость представляет собой как таковая? Тиму перепугался не на шутку. Наблюдая, как Исис находится одной ногой в могиле, он дрожащей рукой схватился за рукоятку своего изогнутого меча, выкованного из сплава золота и примесей металла, а может и ещё чего-то более диковинного, но в то же время обыкновенного. Руки виридис дрожали, а меч ходил ходуном. Исис попыталась приподняться. Может быть, ей, к примеру, было неудобно сидеть в одном положении столь долгое время. Но, как известно – у страха глаза велики, а в особенности у такого, как Тиму. Степень испуга мужчины достигла критической точки. Виридис закричал, поднял свой меч вовсе не из доблести: ему показалось, что Исис поднимется с места и убьёт его.
Кто знает, чем бы могло закончиться это противостояние в дальнейшем, если бы трусость одного жалкого виридис не сыграла свою роль: Тиму так испугался за свою жизнь, что в полном отчаянье срубил Исис голову.