Стоит ли говорить, что денег на избирательную кампанию не жалели. Все бизнесмены были напуганы возможным вторым нашествием коммунистов, никто не отказывал в помощи штабу Ельцина, которым командовал Чубайс. Особенно ценились неучитываемые наличные средства/
Ночь. Дом правительства. Охрана клюет носом. Чу! Шаги по опустевшим пролетам гулко отдаются в тишине. Два молодых человека идут к выходу. Охранник встряхивает головой, смотрит, личности вроде знакомые, из штаба Чубайса.
– Что несете?
– Тебе какое дело?
– Есть пропуск на вынос?
– Какой тебе пропуск. Это наше.
– Что наше? Пропуск на ксерокс есть?
– Какой ксерокс?
– Я же вижу. Коробка из-под ксерокса.
– Это личные вещи.
– Покажите.
– Тебе работа не надоела? Ты хоть знаешь, на кого батон крошишь?
Охранник набрал телефон дежурного.
– Давай пропускай! – Тот, что без коробки, попытался перепрыгнуть турникет.
Охранник достал пистолет из кобуры.
– Тише, тише! – другой, держа в руках коробку, попытался успокоить обоих.
Пришел дежурный и еще один охранник, умирающий от скуки и радующийся хоть какому-то развлечению.
– Покажите, что в коробке.
– Это что, обыск?
– Почему? Досмотр. Покажите добровольно.
– Это личное.
– Нам надо убедиться.
– Зовите начальство.
– Я – начальник. Показывайте.
– Зовите высшее руководство. Я звоню самому Анатолию Борисовичу.
Имя произвело впечатление. В стране не было человека, ну, может, исключая младенцев, который не знал бы Чубайса. Могли не знать премьер-министра, но Чубайса знали все. Тем не менее охранник придавил рукой трубку телефона.
Молодой человек, который все время рвался к выходу, издевательски посмотрел на него, сделал шаг назад и вынул увесистую трубку сотового телефона.
Скучающий охранник улучил момент и со знанием дела как бы неловко задел коробку. Она открылась.
На охрану безучастно смотрели ровные пачки долларов. Целая коробка долларов. Не меньше «лимона». Будто в зеркале виделся равнодушный взгляд Бенджамина Франклина.
– Е!.. – дежурный опешил. – Та-а-ак! Все, блин, я звоню генералу!
Звонок дошел до генерала-телохранителя, он приказал задержать молодых людей до выяснения обстоятельств.
Ну, Чубайс! Ну, обезьян! Совсем наглость потерял?! Где наша Федеральная служба безопасности?! Не подкачайте, ребята!
Подняли с постели директора ФСБ. Тот прислал полковника.
Дальше события развивались, будто в ночном кошмаре. Причем сон смотрело все ближнее окружение президента, а потом и он сам тоже.
Чубайс, видя, что «силовики» пошли в атаку, позвонил Лебедю. Ты с кем, генерал-птица?! Думай, генерал – «упал-отжался». Хочешь ходить под Коржаком?! Давай решай, сейчас или никогда!
– А! Чтоб ты провалился! – и Лебедь принял сторону Чубайса.
Второй раз за два дня Лебедь ударился оземь и превратился в свою противоположность, преобразился, как в сказке. Партия белого лебедя, партия черного лебедя, партия белого, партия черного, партия белых, партия черных…. Партия! Ос-тос! Перевертос!
Он примчался в Дом правительства, он – Секретарь Совета безопасности, «Мистер Клин», как звали его на Западе, и принял на себя всю ответственность и освободил этих длинноволосых чудиков на букву «м» вместе с их коробкой.
Вот вам! Нашла коса на камень.
Чубайс в это время помчался к президенту. Здесь важно, кто кого опередит. Перед дверью Чубайс взъерошил волосы, сдвинул набок узел галстука и принял запыхавшийся вид.
– Это как, Борис Николаевич?! Нам с вами – палки в колеса! Деньги из штаба на вашу избирательную кампанию. Когда мы напрягаемся из последних сил, они нам поджилки режут. Простите меня, я так не могу. Увольте или дайте работать. Иль дайте есть, иль ешьте сами!
А потом Лебедь прибыл в кремовой рубашке и дорогом костюме оттенка «кофе с молоком». И разомкнул тяжелые челюсти и сказал, как отрезал: «Штаб есть штаб! Без штаба – нет победы!»
И Березовский поднял с постели жену и дочь президента: «Пап, ты не в том положении, чтобы так рисковать. Зарвались твои телохранители, политика – дело тонкое, они тебя потопят, сами того не желая».
Ельцин пятился, качал тяжелой головой, жмурился, думал, скрестив руки на груди, гудел что-то в ответ, украдкой опрокидывал рюмку за рюмкой. Несмотря ни на что, он был трезвый политик и понимал, что надо уступить. И уступил: отправил силовой блок во главе с генералом-телохранителем в отставку.
А время требовало действий. У Зюганова электорат заточен на победу.
«Голосуй или проиграешь!» Однозначно! Не ленись! Не спи! Проголосуй за президента!
Второй тур. Ночь подсчета голосов. Утро. Утомленные и радостные лица телеведущих Коли Сванидзе и Светы Сорокиной. Президент побеждает!
А победил Геннадий Зюганов. Только голоса у него своровали. Что ж упрямствовать? Пустое!
– Геннадий Андреевич, вы ж понимаете, это пустые мечты. Вы хотите столкновений, крови? Вам это нужно? Да вы все понимаете. Зачем доводить до греха? Ведь так? То, как на вас давили в избирательную кампанию, покажется вам цветочками. Безопасной прогулкой. А? Оцени, Гена: так ты всю жизнь будешь уважаемым человеком, в хорошей позиции, никто тебя пальцем не тронет, тем более твоя позиция – конструктивная оппозиция, она всем нужна, и нам тоже. Ты же умный человек и опытный политик. А?
Зюганову профессионального баса не занимать.
– Если по делу, то все это требует обстоятельного осмысления.
– Ну, вот, мы же знали, что ты молодец, Гена. Привет семье.
Зюганов кладет трубку, склоняет перед историей лобастую голову. Демократия попрана? Не впервой. Она стояла на детских ножках, но ее не пожалели. Нехорошо!
Нехорошо на душе у Зюганова, нехорошо на душе у Ельцина. Молодые да ранние, разве ж они понимают?! И не потому, что демократия – лучше всего, нет, а потому, что ложь – хуже всего. Но Зюганов и Ельцин прошли хорошую школу, они знают с детства: ешь что дают.
Однако философ и практик знают и другое: за демократию нужно бороться каждый день, а диктат – он, как инстинкт у животного, всегда тут как тут, готов и бодр, и разговор у него – короткий:
Ельцин уехал в Завидово. Приходил в форму после стресса выборов. Его оппоненту оставалось только утешать себя: «Ельцин в Завидове оттягивает свой конец». Так было написано в одной газете.
6. Малые маневры
«Клянусь, во имя Великого Архитектора Вселенной, никогда и никому не открывать, без приказания от ордена, тайн, знаков, прикосновений, слов доктрины и обычаев франкмасонства и хранить о них вечное молчание. Обещаю и клянусь ни в чем не изменять ему ни пером, ни знаком, ни словом, ни телодвижением, а также никому не передавать о нем, ни для рассказа, ни для письма, ни для печати, или всякого другого изображения, и никогда не разглашать того, что мне теперь уже известно и что может быть вверено впоследствии…»
До государственной исторической библиотеки в Старосадском переулке Косте было рукой подать. Как мы помним, он жил в одном из рукавов, вливающихся в Чистопрудный бульвар. Всего-то – пешочком до Покровки и вниз к Маросейке, почти до самого здания налоговой полиции, где раньше помещалось Министерство тяжелого машиностроения.
Оказалось, франкмасонство интересовало не одного Костю. В этот сентябрьский день 1996-го его в библиотеку не пустили. Ночью библиотеку обокрали. Позже он узнал, что похитили масонскую коллекцию.
Плотные дядьки в форме и в штатском, переговариваясь, стояли во дворике, на улице, у машин, неторопливо входили и выходили из дверей нового корпуса. Казалось, что они с удовольствием вылезли из кабинетов в ожидании какого-то мероприятия на свежем воздухе.
Костя сначала ткнулся в старую потрепанную дверь главного входа, но его не пустили. Милиционер охотно объяснил, что произошло. Костя проследовал по тротуару вдоль здания, пока не дошел до самого конца библиотеки. Желтые листья осин трепетали на фоне василькового неба. Он вздохнул и, не поворачивая, зашагал дальше.