Глава 7
Когда я пришел домой, я застал миссис Дейн Кэлтроп, беседующую с Джоанной. Мне показалось, что она выглядит бледной и больной.
- Для меня это был ужасный удар, мистер Бэртон, - сказала она. - Ах, бедняжка! Бедняжка!
- Да. Ужасно сознавать, что кто-то доведен до такого состояния, что готов лишить себя жизни.
- Вы имеете в виду миссис Симмингтон?
- А вы разве нет?
Миссис Дейн Кэлтроп покачала головой.
- Конечно, всем ее жаль, но это должно было так или иначе случиться.
- Должно было? - голос Джоанны прозвучал сухо.
Миссис Дейн Кэлтроп повернулась к ней.
- Да, я так считаю, дорогая. Если самоубийство есть для вас способ уйти от неприятностей, то не имеет особого значения характер этих неприятностей. Какое бы тяжелое потрясение ни последовало, она бы поступила точно так же. Совершенно ясно, что это просто женщина определенного типа. Никто этого не предполагал. Она всегда казалась мне эгоистичной и довольно недалекой женщиной, с достаточной жизненной выносливостью. Из тех, кто не впадает в панику - так можно было бы подумать. Но я начинаю понимать, как мало я о каждом знаю.
- Тогда мне любопытно, кого же вы имели в виду, когда сказали «бедняжка»? - спросил я.
Она посмотрела на меня с явным удивлением.
- Разумеется, ту женщину, которая писала эти письма.
- Я не думаю, - сухо заметил я, - что стал бы расходовать на нее сострадание.
Миссис Дейн Кэлтроп наклонилась ко мне и положила руку мне на колено.
- Но разве вы не понимаете, не способны почувствовать? Напрягите ваше воображение. Подумайте, каким отчаявшимся, безысходно несчастным должен быть человек, чтобы сесть и писать такие вещи. Kaким одиноким, каким отверженным от рода человеческого! Насквозь отравленным, так что потоки яда вынуждены прокладывать себе подобный путь. Вот по чему я чувствую себя виноватой. Кто-то в этом городе переживает такое ужасное несчастье, а я об этом понятия не имею. А должна была иметь. Вы не можете вмешиваться в события, я этого никогда не делаю. Но эта внутренняя черная тоска подобна руке, распухающей и чернеющей от распространяющегося воспаления. Если вы сможете сделать разрез и вы пустить яд, воспаление не принесет вреда. Бедная душа, бедная душа…
Она поднялась, собираясь уходить. Внутренне я был с нею не согласен. Несмотря ни на что, я не испытывал сочувствия к сочинителю этих анонимных писем. Но я спросил с любопытством:
- А нет ли у вас предположения, миссис Кэлтроп, относительно того, кто эта женщина?
Она бросила на меня умный проницательный взгляд.
- Допустим, есть, - сказала она. - Но ведь я могу ошибаться, не так ли?
Она быстро пошла к двери, но на ходу обернулась и спросила:
- Скажите, а почему вы никогда не были женаты, мистер Бэртон?
Со стороны любого другого это было бы абсолютной бестактность, но в отношении миссис Дейн Кэлтроп сразу чувствовалось, что эта идея внезапно пришла ей в голову и ей искренне хотелось получить ответ.
- Скажем так, - начал я с вызовом, - что я еще ни разу не встречал достойной меня женщины.
- Вы можете так сказать, - заметила миссис Дейн Кэлтроп, - но это будет не особенно удачный ответ, потому что многие мужчины женятся явно на недостойных женщинах.
На этот раз она в самом деле удалилась. Джоанна сказала:
- Ты знаешь, я всерьез начинаю думать, что она сумасшедшая. Но она мне нравится. Здесь, в деревне, люди ее боятся.
- И я тоже, чуть-чуть.
- Потому, что ты никогда не знаешь, что она выкинет?
- Да. А в ее мыслях царит безжалостная ясность.
- Ты действительно считаешь, что та, которая писала эти письма, очень несчастна? - медленно сказала Джоанна.
- Я не знаю, что думает или чувствует эта проклятая ведьма. И меня это не волнует. Я жалею только ее жертв.
Теперь мне кажется странным, что, рассуждая о складе ума Отравленного Пера, мы упустили самую очевидную его особенность. Гриффит предположил, что она полна ликования. Я воображал ее полной угрызений совести, подавленной результатом своих деяний. Миссис Дейн Кэлтроп считала ее страдалицей. Однако мы все, а возможно только я, не учитывали очевидной и неизбежной реакции. Этой реакцией был страх. Ведь со смертью миссис Симмингтон письма переходили из одной категории в другую. Я не знаю, как это определялось законом, об этом, полагаю, знал Симмингтон. Но было ясно, что после смертельного исхода положение сочинителя писем стало гораздо более серьезным. Теперь и речи не было о том, чтобы представить это как шутку, если личность автора будет установлена. Полиция проявляла активность, был вызван эксперт Скотлэнд Ярда. Теперь для анонимщика жизненно важным стало остаться неизвестным. И поскольку страх был главным следствием, за ним должны будут последовать другие реакции. Я был бессилен их угадать. Однако они, несомненно, будут вполне очевидными.
* * *