На следующее утро Джоанна и я довольно поздно собрались на завтрак. Точнее говоря, поздно по меркам Лимстока. Было 9.30, тот час, когда в Лондоне Джоанна только лишь приоткрывала глаза, а я скорее всего спал крепким сном. Однако, когда Партридж спросила: «Подавать завтрак в половине девятого или в девять часов?», - ни я, ни Джоанна не рискнули перенести его на более поздний час.
К моей досаде, на ступеньках стояла Эми Гриффит и болтала с Меган. Увидев нас, она воскликнула со своей обычной непосредственностью:
- Эй, привет, лентяи! Я уже давным-давно на ногах.
Это, разумеется, ее личное дело. Несомненно, доктор должен рано завтракать, и заботливая сестра готова в любой момент предложить ему чай или кофе. Но это вовсе не означает, что она должна являться и будить сонных соседей. 9.30 не самое лучшее время для утренних визитов.
Меган скользнула в дом, прямо в столовую, и я успел заметить, что ее оторвали от завтрака.
- Я сказала, что заходить не буду, - заговорила Эми Гриффит, - хотя не знаю, почему считается приличным разговаривать с людьми на пороге, а не в доме. Я просто хотела спросить мисс Бэртон, нет ли у ней овощей, чтобы выделить нам немного для устройства ларьков вдоль главной дороги во время кросса. Если есть, я попрошу Оуэна приехать за ними на машине.
- Еще так рано, а вы уже всюду успели, - заметил я.
- Ранней птичке всегда достанется червяк, - заявила Эми. - Всегда больше шансов застать всех на месте в это время. После вас я пойду к мистеру Паю. А после обеда зайду к Брентону.
- Ваша энергия меня просто утомляет, - сказал я. В это время зазвонил телефон, и я прошел в холл, чтобы взять трубку, оставив Джоанну, которая неуверенно пробормотала, что-то насчет ревеня и фасоли, проявив полную неосведомленность в огородных делах.
- Да? - сказал я в трубку.
С другого конца провода доносилось чье-то шумное дыхание, потом прозвучал неуверенный женский голос:
- Э-э…
- Да? - повторил я настойчиво.
- Э-э… - снова зазвучал голос, потом как-то в нос спросил: - Это … Это Литтл Фэз?
- Это Литтл Фэз.
- Э-э… - Очевидно, это было традиционным зачином каждого предложения. - Я могу попросить на минутку мисс Партридж?
- Конечно, - сказал я. - А кто ее спрашивает?
- Э-э… Скажите ей, что это Эгнес. Эгнес Уэддл.
- Эгнес Уэддл?
- Правильно.
Я положил трубку и поднялся по ступенькам, откуда доносился шум, производимый Партридж.
- Партридж, Партридж!
Партридж появилась на лестнице с длинной шваброй в руке и с явственным выражением раздражения, едва скрытым за ее обычной респектабельностью.
- Да, сэр.
- С вами желает говорить по телефону Эгнес Уэддл.
- Прошу прощения, сэр?
Я повысил голос:
- Эгнес Уэддл!
Я произнес фамилию так, как она мне запомнилась. Но я вынужден теперь записать ее по-новому.
- Эгнес Уоддел? Что еще ей понадобилось?
Весьма недовольная, Партридж бросила швабру и спустилась по ступенькам, ее цветастое платье, казалось, вздымалось от возмущения.
Я вернулся в столовую, где Меган поглощала почки и бекон. Меган, в отличие от Эми, не демонстрировала лучезарного утреннего лика. Она весьма сухо ответила на мое приветствие и продолжала молча есть.
Я открыл утреннюю газету, а через пару минут вошла Джоанна, выглядевшая чем-то расстроенной.
- Уф! - выдохнула она. - Я так устала. И думаю, что продемонстрировала полное невежество в отношении того, где что растет. Разве в это время не бывает вьющейся фасоли?
- В августе, - сказала Меган.
- А в Лондоне она есть в любое время, - решительно заявила Джоанна.
- Дурочка, - сказал я. - А на кораблях, идущих из дальних концов империи, имеются холодильники.
- А также слоновая кость, обезьяны и павлины.
- Вот именно.
- Мне бы хотелось завести павлинов, - задумчиво сказала Джоанна.
- А мне бы хотелось иметь ручную обезьяну, - подхватила Меган.
Медленно очищая апельсин, Джоанна сказала:
- Интересно, как себя чувствуют такие люди, как Эми Гриффит, пышущие здоровьем, силой и жизнерадостностью. Как ты считаешь, она может уставать, испытывать депрессию или тоску?
Я сказал, что совершенно уверен в том, что Эми Гриффит никогда не бывает тоскливо, и пошел за Меган на веранду. Стоя там и набивая трубку, я услышал, как Партридж вошла в столовую из холла и сказала довольно суровым тоном: