— Ну… может ты и прав, что это заложенные обществом нормы морали, но… – Лайт немного нахмурился, – для некоторых людей это и вправду очень важно, Рьюзаки.
— Я знаю. В этом-то и проблема.
— Какая проблема?
— В обществе годами, а то и столетиями, принято чрезвычайно щепетильно подходить к потере девственности. Они обдумывают все: одежду, место, партнера, к которому обязательно должны быть чувства. Я наблюдал за подобным, Лайт-кун. Люди, которых связывают отношения, которые любят друг друга, кажется, будто они обязаны своему избраннику, и в ответ на его любовь дарят своё тело…
— К чему ты клонишь?
— Девственность – это свобода, – ответил Эл, отпив кофе. – Ты ни к кому не привязан, никому ничем не обязан… Я ни перед кем не могу быть в долгу, Лайт-кун. Это опасно.
— Рьюзаки, это… – Лайт покачал головой, – бред.
Эл пожал плечами:
— Это мое мнение.
— Но… тот человек, которого ты… с которым вы… Он ведь может взять тебя силой?
— Может, – вздохнул Эл, щелкнув по цепи, – злейшие враги чаще всего ближе остальных к твоему сердцу.
— И все же, Рьюзаки, это глупо.
Эл бросил на него холодный взгляд:
— Я ведь не навязываю тебе свое мнение.
— Нет, я… – Лайт чувствовал, что начинает раздражаться. Да, это великий и всемогущий Эл, который считает секс чем-то грязным и обременяющим, а девственность – свободой. Он считал себя свободным и не собирался менять своих глупых взглядов, и все же…
Он отобрал свободу Лайта, настоящую физическую свободу, которая, безусловно, стоит больше, чем глупая философия Эла, касающаяся сексуального удовлетворения.
Двойные стандарты, как это характерно для Эла. Порой он был невыносимо лицемерен. Лайт часто задавался вопросом, удивился бы он, узнав, что на самом деле Кира – это Эл? Вряд ли.
Лайт поймал себя на мысли, что Эл почти не проявлял положительных эмоций. Ему будто было это чуждо. Нет, он иногда улыбался, уплетая сладкое, или ухмылялся, когда загонял Лайта в угол своими обвинениями, но это совсем не то.
Он нарочно отказывал себе в истинных удовольствиях.
Лайт взглянул на Эла, который, в свою очередь, смотрел куда-то в пространство, погрузившись в свои мысли. В отражении черных, стеклянных глаз Лайт видел себя, держащего кружку с кофе, и в который раз поежился.
Эл был безнадежен. Он никогда не даст себя опорочить.
Порой Лайту казалось, что Эл сам был бы не против, чтобы его заточили в стеклянный гроб, где со всех сторон его бы окружали только кристально чистые стены. Заточение было бы для него свободой, где никто бы не смог до него добраться и испортить.
В отличие от других сказочных принцесс, подвергшихся заклинаниям злых ведьм, поцелуй возлюбленного не освободил Эла. Он пробудил его от отравленного сна.
Разница была лишь в том, что Эл не хотел просыпаться.
***
Возможно, во всем случившемся был виноват Мацуда. Конечно, его было обвинить проще всего, ведь что бы ни случилось, все шишки летели на этого бестолкового, наивного идиота. В конце концов, это он предложил всем прерваться на двадцать минут и сходить за пиццей.
Айзава тут же его исправил, подсчитав, что на это уйдет двадцать пять минут: пять минут до пиццерии, пятнадцать заказать и получить пиццу, и еще пять минут на обратную дорогу.
Айзава хотел было заказать пиццу по телефону, но, по-видимому, в пиццерии не принимали курьерские заказы. Затем Айзава предложил сходить в неплохое кафе через дорогу, где подают отличную лапшу, но Мацуда заныл, что хочет именно чикагскую пиццу, которую все его знакомые так расхваливают. Моги поддержал идею с пиццей, и они теперь уже вдвоем ополчились на Айзаву. Загнанный в угол полицейский обернулся к господину Ягами, занятому важными бумагами, и спросил его мнения, на что тот только раздраженно сказал, что ему все равно, и если Мацуда и Моги так хотят пиццу, то будет пицца.
Мацуда радостно подпрыгнул, Моги же, как обычно, оставался невозмутимым.
Лайт откинулся на спинку стула, задумчиво засмотревшись на Рьюзаки. Эл так задумался, перекатывая между указательным и большим пальцами кубик рафинада, что не заметил, как раздавил его. Сахар посыпался на стол и Эл, не обратив на этом внимания, слизал оставшиеся на пальцах кристаллики сахара. Он, казалось, не замечал внимательного взгляда Лайта. Впрочем, младший Ягами вскоре вернулся к работе, сосредотачивая все внимание на экране монитора.
В 12:15 послышался звук отодвигаемого стула и господин Ягами, сложив документы в стопку на краю стола, пошел к вешалке, где уже собирались Мацуда, Айзава и Моги.
— О, вы тоже идете, шеф? – удивленно спросил Тода.
— Я думал, что все идут, – пожал плечами Соитиро и оглянулся на стол, где все еще работали Эл и Лайт.
Эл, подхвативший из вазы очередной кубик сахара, снова начал крутить его меж пальцев, отрешенно глядя в пространство.
— Эй, вы, двое! – позвал господин Ягами. – Идем.
Лайт обернулся через плечо и заметил, что отец стоит в дверях, ожидая его. Кивнув, Лайт поднялся на ноги и было пошел к выходу, но цепь резко натянулась.
Эл либо не слышал приглашения, либо специально его игнорировал, продолжая пялиться в одну точку. Хотя от резкого рывка цепи он едва не полетел на пол, чудом успев вцепиться к подлокотники кресла. Лайт зашипел, потирая запястье. Он в который раз забыл про это чертову цепь.
— Рьюзаки! – рявкнул Лайт, уже намеренно дергая за цепь. – Пошли!
Эл покачал головой, снова поудобнее устраиваясь в своем кресле:
— Я не пойду, Лайт-кун.
Лайт удивленно моргнул:
— Что это значит ты не пойдешь?
— Это значит, что я остаюсь здесь, Лайт-кун.
— А я? – раздраженно выплюнул подозреваемый.
— Ты, очевидно, тоже. Мне очень жаль.
— Но я голоден! – возмутился Лайт. – Прекрати быть таким эгоистом!
— Я занят, – отрезал Эл, возвращаясь к работе.
— Я не вижу, чтобы ты был занят, – прорычал Лайт, ткнув пальцем в монитор, на котором был пустой рабочий стол.
— Я работаю. Дело Киры для меня намного важнее, чем пицца, Лайт-кун.
— Но, как я вижу, не важнее, чем сахар, – съязвил юноша и снова дернул за цепь. — Вставай давай! Ты ведь слышал Мацуду, это займет всего двадцать минут!
— Двадцать пять, – поправил с порога Айзава.
— Я ведь сказал, что не пойду, Лайт-кун, – тоном, не терпящим возражений, сказал Эл.
— Тогда разреши мне пойти! – Лайт потряс рукой и цепь зазвенела. – Слушай, сними наручники… я только туда и обратно…
Он замолчал, с надеждой глядя на профиль детектива, но тот даже не пошевелился.
— Рьюзаки, серьезно, – господин Ягами подошел к ним, закатывая рукав, – ты можешь надеть свой наручник на меня, я прослежу за Лайтом.
— Шеф, но ведь он ваш сын, – подал голос Мацуда, – в критической ситуации вы не сможете рассуждать здраво и… Ай!
Айзава резко ткнул его локтем в бок и Мацуда заткнулся.
— Я доверяю вам, Ягами-сан, – монотонным голосом сказал Эл, – но я не могу этого допустить.
— Почему нет? – возмутился Лайт, – Только из-за того, что он мой отец? Рьюзаки, перестань…
— Ты прав, – Эл обернулся через плечо и бросил взгляд сначала на старшего Ягами, затем на младшего. – Он твой отец и он считает, что ты невиновен…
— То есть ты имеешь в виду… – вспыхнул Лайт, – что я могу быть прикован только к тому, кто считает меня серийным убийцей?
— Я не это имел в виду, но…
— Нет, я думаю, Рьюзаки прав, – вздохнул господин Ягами, опуская рукав. – Я тебя ни в чем не подозреваю, поэтому не могу смотреть на вещи с точки зрения, что ты Кира. Это может быть опасно.
— О! – Мацуда выскочил вперед и вытянул руку. – Я тоже согласен с Рьюзаки. А как насчет того, чтобы приковать Лайта ко мне? Я буду следить за ним как ястреб, Рьюзаки, честное слово!
— Ну, что скажешь? – спросил Лайт, покосившись на детектива, хотя перспектива быть прикованным к гиперактивному Мацуде не прельщала.