Двери открываются, и свадебный марш устремляется к нам по проходу. Марика начинает идти, и я смотрю вниз на букет, рассыпающийся по моим рукам, пока считаю шаги. На мгновение, когда наступает моя очередь, мне кажется, что мои ноги не сдвинутся с места. Что я собираюсь остаться прикованной к этому месту на ковре и остаться здесь, замороженной. Но мой отец подталкивает меня вперед, как я и предполагала.
— Двигайся на хрен, Лиллиана, — шипит он на меня. Затем он практически ведет меня к алтарю, в такт музыке, но целеустремленным шагом, в котором ясно выражено намерение доставить меня к моему жениху прежде, чем я решу устроить драку.
Я не поднимаю глаз. Пока мы идем, я не отрываю взгляда от букета в своих руках, с ужасом ожидая момента, когда увижу Николая. Я перебираю названия цветов, которые я вижу: розы, это очевидно, маргаритки, я думаю, пионы. Несколько бордовых цветов в россыпи розового и белого, которые я не узнаю. Повсюду вкрапления зелени, и затем я вижу, как Марика забирает букет из моих рук, а широкая мужская рука берет одну из моих, когда мой отец передает ему меня.
Передо мной мужские туфли. Дорогие на вид, из полированной кожи, поверх них темно-серые брюки от костюма. Я не могу заставить себя поднять глаза. Все это время я вызывающе смотрела на Николая, а теперь не хочу видеть его лицо. Это будет реально, если я это сделаю. Его палец касается моего подбородка сквозь тонкое кружево покрывающей его вуали. Он приподнимает его, и я вижу его, священник начинает говорить.
— Просто повтори слова, Лиллиана, — тихо говорит он, и на мгновение мне почти кажется, что я слышу сочувствие в его голосе.
Но это не имеет смысла, потому что, если бы у него была хоть капля сочувствия ко мне, он бы меня отпустил. Я не знаю, как я справляюсь с церемонией. Николай произносит свои клятвы сильным, уверенным голосом, и я повторяю свои медленно, как птица, повторяющая слова, которые она на самом деле не понимает. Он без заминки надевает обручальное кольцо мне на палец, но, когда наступает моя очередь, я чуть не роняю его. Я едва держусь, умудряясь надеть его на безымянный палец, повторяя клятвы, которые велит мне священник.
С этим кольцом…почитать, лелеять, любить…
Это все такая полная чушь. Я не буду лелеять Николая, и он не будет любить меня. Я не буду поклоняться ему своим телом, и, хотя он мог бы одарить меня всеми своими земными благами, он не собирается почитать меня. Я ловлю себя на мысли, что удивляюсь, когда я пропустила ту часть, где священник спрашивает, не возражает ли кто-нибудь, и жалею, что не услышала этого и не набралась смелости высказаться. Сказать, что меня к этому принуждают… как будто это что-то изменит.
Священник, вероятно, не стал бы сбиваться с ритма. И я ничего не могу сказать, чтобы что-то изменить. Я смутно слышу, как он говорит, что Николай может поцеловать невесту. И в этот самый момент я понимаю, что Николай собирается поцеловать меня, впервые с тех пор, как он попытался инсценировать то “свидание” с ужином и виски у камина.
Его руки поднимают вуаль с моего лица, позволяя ей упасть на затылок моим волосам, и его губы касаются моих, легкие, но твердые. Я чувствую в этом собственничество, сопричастность. Напоминание о том, что сегодня вечером он поцелует меня гораздо более интимно. Что теперь я принадлежу ему.
Длинные пальцы переплетаются с моими, наши ладони прижаты друг к другу.
— Почти закончилось, — тихо говорит он, его голос низкий и грубый, и снова это звучит почти так, как будто он пытается помочь мне пройти через это. Как будто у него есть некоторое сочувствие к моей ситуации.
В этом нет никакого гребаного смысла.
Но он прав. Эта часть почти закончена. Все, что мне нужно сделать, это пройти с ним по проходу, натянуто улыбаясь, пока гости вежливо хлопают нам, через двери в церковный неф и выйти на солнечный свет, где нас ждет машина, стоящая на холостом ходу у обочины, чтобы отвезти нас на прием.
Я не дышу, пока не оказываюсь внутри, пока под моими руками не оказывается прохладная кожа, и я вдыхаю искусственно охлажденный воздух, запахи роз и ладана исчезают и заменяются одеколоном Николая, когда он садится в машину рядом со мной.
— Ну вот. Первая часть закончена. — Он ослепляет меня зубастой улыбкой, и я сопротивляюсь желанию стереть довольное выражение прямо с его лица.
— Пошел ты, — бормочу я, обхватывая себя руками за талию, когда смотрю в окно, машина начинает отъезжать от тротуара.
— Так не разговаривают с мужем. — Его рука касается моей, кончики пальцев соприкасаются. — Это не обязательно должно быть так плохо, Лиллиана. Мы могли бы даже насладиться вечером…
— Нет. — Я стискиваю зубы, пытаясь дышать сквозь желание заплакать. Я чувствую себя в панике, в ловушке, и у меня на мгновение возникает навязчивая мысль открыть дверцу машины и броситься в поток проезжающих машин. Я могла бы это сделать. Чего бы Николай ни ожидал от меня, но, вероятно, не этого. Я могла бы положить конец всему этому, с дополнительным бонусом в том, что это может преследовать его семью вечно. Я уже вижу заголовок в газете, если им не удастся вовремя убрать его.
Молодая жена наследника криминальной семьи совершает самоубийство всего через несколько минут после их свадьбы!
Краем глаза я вижу, как у Николая сжимается челюсть.
— Тебе нужно быть осторожнее, Лиллиана, — категорично говорит он. — Если ты когда-нибудь будешь говорить со мной подобным образом в присутствии кого-то вроде моего отца, я не всегда смогу тебе помочь. Я буду вынужден наказать тебя, или мне придется отойти в сторону и позволить кому-то другому сделать это. В этой жизни есть правила. Твоему отцу следовало научить тебя этому, прежде чем втягивать тебя в это.
— Я не должна была быть постоянной частью этого, — шиплю я на него, тяжело сглатывая. — Ничего из этого не должно было случиться. Так что пошел ты.
Николай резко, разочарованно вздыхает.
— Хорошо, — резко говорит он. — Мы можем сделать это трудным путем.
Я больше ничего не говорю. Я сосредотачиваюсь на том, чтобы дышать неглубоко, удерживая себя от потери контроля, когда до меня все доходит, золото моего обручального кольца поблескивает у меня на коленях. У меня нет помолвочного кольца, Николай не потрудился купить мне его. Что, конечно, имеет смысл, такие кольца это для предложений. Меня никто не спрашивал. Такое кольцо было бы более нелепым фарсом, чем вся эта постановка до сих пор.
Мы собираемся пойти на прием, отведать дорогой ужин и потанцевать, чтобы все могли видеть, как мы счастливы, а затем… Я тяжело сглатываю, сцепляя пальцы на коленях. Я не хочу загадывать так далеко вперед.
Банкетный зал находится на высшем уровне одного из самых эксклюзивных, дорогих ресторанов в городе, все помещения освобождены для семьи Василевых и их гостей. Это великолепно: шиферные стены, одна из которых полностью стеклянная, с видом на город, а остальное все черное, мраморные столы и декор, гладкие и элегантные. Он щедро украшен белыми цветами повсюду, для нас с Николаем накрыт милый столик, а за ним расчищено место для танцпола, за которым уже начинает играть живая группа. С того места, куда мы входим, я вижу кухню под открытым небом, где персонал готовится подать первые блюда.
Если бы я хотела что-нибудь из этого, все было бы идеально. Помещение красивое, еда изысканная, все сервировано, как те претенциозные блюда, отмеченные звездами Мишлен в фильмах, вино идеально сочетается с каждым блюдом. Я отпиваю, едва пробуя еду, и вижу в зале море гостей, которых я не узнаю, и, конечно же, того, кого знаю я. Моего отца, одетого в более дорогой костюм, чем я когда-либо видела на нем раньше, пьет дорогой ликер и беседует со всеми, к кому он когда-либо хотел получить доступ, и все это за мой счет.
Мой желудок сжимается при виде этого. Я отложила вилку, тупо уставившись на морского гребешка, красиво покрытого полированной раковиной, с чем-то вроде усиков горошин и воздушным муссом вокруг.
— Тебе не нравится еда? — В голосе Николая снова слышны слегка насмешливые нотки, и я с трудом сглатываю, пытаясь сдержать резкий ответ, который немедленно срывается у меня с языка.
— Я устала, — говорю я категорично, глядя на танцпол. Мысль о том, чтобы выйти туда и покачиваться в объятиях Николая, заставляет меня чувствовать себя по-настоящему измотанной, а после этого предстоит пережить еще так много ночи.
— Я бы не ожидал, что ты сможешь заснуть в ближайшее время. — Его рука находит мое бедро, большой палец скользит по шелку, и я напрягаюсь под его прикосновением. — Но сегодня ночью ты будешь спать в роскоши, когда доберешься до кровати. Я выбрал самый хороший отель в городе специально для тебя, маленький зайчонок.
Я никогда не чувствовала себя настолько загнанной в ловушку, как сейчас.
— Кто все это спланировал? — Лениво спрашиваю я, когда приносят следующее блюдо. — Никто ни о чем меня не спрашивал.
Николай пожимает плечами.
— Марика, наверное? Помощница моего отца? Моя? Кто знает. Я, конечно, не знаю.