— Что ты собираешься делать? — Спрашивает она наконец.
— Ты же знаешь, я не причиняю вреда женщинам. Я не против насилия, но я не буду этого делать.
— Ты же не собираешься… — Марика тяжело сглатывает. — Заставлять ее?
Мое лицо искажается, и я пристально смотрю вниз на свою младшую сестру.
— Я никогда в своей гребаной жизни не принуждал женщину. — Слова звучат резче, чем я хотел бы, но я не извиняюсь. Сама идея оскорбительна. — Конечно, я, блядь, не собираюсь этого делать.
— Технически готовность не означает…
— Боже, Марика. Я, блядь, это знаю. — Я снова провожу пальцами по волосам. — Я разберусь с этим. Может быть, я просто оставлю ее у себя на несколько дней, заставлю их думать, что я ее трахнул, а потом позволю ей уйти. Звучит так, будто ее отцу все равно, что с ней будет потом. Я дам ей немного денег, а затем отправлю ее восвояси.
— Как шлюху?
— О, прекрати возмущаться. — Я свирепо смотрю на нее. — Я обожаю тебя, Мари, но ты не хуже меня знаешь, что в этом мире очень мало вариантов, и еще меньше для таких девушек, как ты и она. Вы можете находиться на разных концах спектра, но это, черт возьми, одно и то же.
— Что, если ты захочешь ее? — Марика закусывает губу. — Ты все еще соберешься оставить ее в покое?
Я не могу поверить, что веду этот гребаный разговор, но Марика похожа на бульдога, когда речь заходит о чем-то, на чем она зациклилась. Она не успокоится, пока не получит ответ, который ее удовлетворит.
— Тогда я найду другую женщину, которую захочу, — говорю я ей категорично. — Я могу получить практически любую женщину, которая мне понравится добровольно, и, если я захочу чего-то более мрачного, я заплачу за это. Мне не нужно нарушать свой собственный моральный кодекс, чтобы трахаться. — Я прищуриваюсь. — Теперь, могу я прекратить этот разговор со своей чертовой сестрой?
— Отлично. — Марика толкает дверь, отступая в сторону. — Но тебе лучше не лгать мне.
Я закатываю на нее глаза и выхожу из комнаты.
Вся эта ситуация сильно заводит меня. Мне предлагают то, от чего мало кто из мужчин отказался бы. Невинную девушку, совершенно нетронутую, с которой я могу делать все, что захочу. Делать с ней все, что захочу, и ее отказ, если бы он последовал, не имел бы значения. Она была бы моей все равно.
Я не могу притворяться, что эта мысль меня не возбуждает. Не насилие, присущее этому, а идея лишить эту девушку, кем бы она ни была, ее невинности. Я даже еще не знаю, как она выглядит, но я не сомневаюсь, что она красива. Этого было бы достаточно, и она была бы моей столько, сколько я захочу.
Я чувствую, как у меня встает, когда я возвращаюсь в свою комнату, чтобы переодеться, просто при мысли, что я испытываю тоску по девушке, которую я еще даже не видел и не собираюсь делать ее своей. Сама идея этого…
Я устал от заискивающих женщин, которым не терпится трахнуть наследника миллиардера из самой опасной чикагской братвы, женщин, которые пускают слюни и раздвигают губы и ноги при мысли о том, чтобы позволить убийце трахнуть их в открытую. Я также устал от шлюх: женщины, которым я могу заплатить, охотно позволяют мне время от времени наслаждаться темными вещами, которых я жажду. В этом больше нет ничего нового. Это начинает казаться пустым, неудовлетворяющим.
Я не хочу причинять боль этой девушке. Не совсем. У меня есть свои причуды, но женщины, с которыми я получаю удовольствие, охотно подчиняются. У такого человека, как я, погрязшего в насилии и крови, должен быть кодекс. Черта, которую он не переступит, иначе он станет никем иным, как монстром. Социопатом.
Распахивая дверь в свою комнату, я пытаюсь выкинуть мысль о ней из головы: изображение полных губ, раскрытых для моего члена, широко раскрытых, умоляющих глаз, смотрящих на меня, когда я толкаюсь в ее рот. Звук милого голоса, умоляющего, когда я впервые проникаю в ее тугую, девственную киску, умоляющего меня сначала остановиться, а потом не останавливаться, как только я покажу ей, насколько это может быть хорошо. И позже, ее задница…
Я мог бы взять каждую ее частичку. Осуществить каждое грязное желание и фантазию, которые у меня когда-либо были. Я мог бы открыть для нее целый мир удовольствий, показать ей, как глубока может быть тьма и как хорошо, может быть на дне этого глубокого колодца. Но сначала мне пришлось бы преодолеть ее сопротивление. И на этом фантазия заканчивается, потому что она не была бы со мной добровольно, а я не могу смириться с этим.
Каждая вторая женщина, которой я когда-либо показывал эту тьму, умоляла об этом, но только потому, что они надеялись, что, если они понравятся мне, я вознагражу их… деньгами, связями или, что самое бредовое, предложением руки и сердца. И лишь изредка, потому что они действительно хотели меня. Эта девушка ничем не отличалась бы, напоминаю я себе, потирая ладонью твердые очертания моего члена. Она подчинилась бы, потому что ее заставляют. Не потому, что она желает меня.
Мой член пульсирует под моей рукой, и я расстегиваю рубашку другой рукой, продолжая поглаживать себя снаружи брюк. Это мало облегчает боль, но у меня есть время. И я намерен отправиться на эту встречу с ясной головой, а не с упрямой эрекцией, как у подростка, впервые прикоснувшегося к паре сисек.
Я, конечно, приму предложение моего отца. Я заберу девушку и буду держать ее у себя, пока не пройдет достаточно времени, не прикасаясь к ней. А потом я дам ей немного денег и освобожу ее.
Маленький зайчик окажется в ловушке, которого волк предпочтет не есть.
Боже, держу пари, что она была бы чертовски вкусной.
У меня текут слюнки при мысли об этом, о том, чтобы привязать ее к кровати и довести ее до первого оргазма своим языком, слушать, как она умоляет об этом, пока не доставлю ей удовольствие. Я отбрасываю свою окровавленную рубашку в сторону, направляясь в ванную, расстегиваю молнию на брюках и освобождаю свой ноющий член.
Я уже поглаживаю его к тому времени, как встаю под горячую струю воды в душе, прижимая большой палец к набухшей головке и издавая стон. Я не отошел от фантазии о том, чтобы съесть девственную киску этой девушки, и я почти чувствую ее вкус на своем языке… какая же она будет сладкая. Какая нетерпеливая, как только познает это удовольствие.
Представление ее образа, в моей голове как в тумане. Блондинка, брюнетка, рыжая, это не имеет значения. Я почти чувствую мягкость ее кожи под моими руками, то, как она выгибается дугой, трется о мой язык, умоляя, быструю пульсацию ее клитора, поток возбуждения по моему языку, когда она кончает. С моего члена капает предварительная сперма на мою руку, мои бедра сжимаются в кулак, когда я представляю это все.
Она бы испугалась, как только поняла, что будет дальше. У меня нет иллюзий, что я какой угодно, только не большой. Она была бы более чем немного напугана моим членом, но я позволил себе потакать этой идее, представляя ее широко раскрытые от испуга глаза, когда я подношу его к ее девственному входу, слишком толстый для нее, даже с учетом того, что ее возбуждение усиливается. У меня нет намерения действовать на основе фантазии, позволять себе такое… это всего лишь фантазия: писк ужаса, когда я прижимаюсь к ней, растягивая ее, ее момент боли с широко раскрытыми глазами, прежде чем я позволю ей приспособиться. У моего маленького зайчика, попавшего в ловушку нет выбора, кроме как подчиниться.
Блядь.
Я не могу пройти мимо этого образа, ее полные губы приоткрыты в смешанном крике страха, боли и зарождающегося удовольствия, когда я толкаю свой слишком большой член в ее нетронутую киску. У меня спазм в кулаке, струя спермы ударяется о стену душа, когда мои бедра дергаются, мои пальцы сжимаются на кафеле, где я напрягся, когда я вонзаюсь в ничто, представляя вместо этого тугую, сжимающуюся киску вокруг моего члена. Представляя, как хорошо она будет себя чувствовать, когда я наполню ее своей спермой.
Я чувствую почти головокружение, когда последние капли спермы вытекают из моего члена, мои пальцы поглаживают ствол, пока я выдавливаю из него последние капли, желая, чтобы я осушил себя досуха. Я хочу, чтобы у меня была ясная голова, когда я встречу эту девушку. Я не хочу, чтобы у меня был шанс предать свой собственный моральный кодекс, единственные остатки человечности, за которые я могу цепляться в мире, который требует, чтобы я был монстром ради власти и семьи.
Если я причиню ей боль, я стану точно таким же, как мой отец. Я всю свою жизнь пытался не быть таким. Я не намерен позволять одной женщине сломать меня.
Моя голова действительно проясняется, когда удовольствие спадает. Я заканчиваю принимать душ, выхожу и вытираюсь, выбирая костюм для вечерней встречи. Мой отец не будет ожидать от меня ничего меньшего, чем совершенства, безупречного наследника, которого он вырастил, утонченности и элегантности, жестокости и насилия, воплощенных в одном идеально отточенном человеке.
Спускаясь вниз, я больше не вижу Марику, и я рад. Я не хочу слушать еще одну ее лекцию, не сейчас, когда я сосредоточен на предстоящей ночи. Все, что мне нужно сделать, это убедительно принять предложение, и тогда я смогу спрятать девушку в одной из своих квартир, с глаз долой и из сердца вон, пока не пройдет достаточно времени, чтобы я мог отослать ее прочь.