Я все еще был чертовски возбужден, когда она расслабилась в моих объятиях, и слава богу, потому что иначе это разрушило бы мой план. Я был не в состоянии держать себя в руках, не из-за того, какая она на вкус, как хорошо она себя чувствовала, но я наклонился, засовывая свой покрытый спермой член в ее мокрую киску, когда я полез под подушку, и когда я начал входить в нее под сладкие звуки ее стонов, я потянулся к ее левой руке.
— Я должен был сделать это с самого начала, — сказал я ей, мой голос охрип, когда я снова вонзился, удерживая себя глубоко внутри нее, когда я говорил. — Но я делаю это сейчас. Ты уже моя жена, Лиллиана. Но я хочу, чтобы это был твой выбор.
Я раскрыл ладонь, чтобы она увидела кольцо на ней, кольцо из розового золота с блестящим круглым бриллиантом, кольцо инкрустировано бриллиантами поменьше, сверкающими на свету.
— Ты выйдешь за меня снова, Лиллиана? — Спросил я, и она уставилась на меня широко раскрытыми глазами.
— Ты просишь меня выйти за тебя замуж, пока ты внутри меня? — Выдохнула она, как будто не могла в это поверить, и я улыбнулся ей, покачивая бедрами, чтобы она могла почувствовать твердую выпуклость моего члена, погруженного в нее.
— Мне показалось, что это правильный способ задать вопрос.
— Ты сумасшедший, — прошептала она. — Но я не могу сказать тебе нет. Она протянула руку, взяла кольцо с моей руки и надела его себе на палец, прежде чем обхватить рукой мой затылок и притянуть меня к себе, чтобы поцеловать. — Я не хочу говорить тебе нет. Так что …да, Николай. Я снова выйду за тебя замуж…
Легкая, порочная улыбка заиграла на ее губах, и я почувствовал ее на своих.
— При условии, что ты заставишь меня кончить по крайней мере еще дважды.
Я просунул свои пальцы между ее, ощущая новое ощущение кольца на ее руке.
— Договорились, — прошептал я, а затем снова начал трахать ее, именно так, как, я знал, ей нравится.
Я увидел, как кольцо сверкнуло на солнце, когда она помахала мне, и я подошел к шезлонгам, ставя наши напитки. Ее улыбка такая же ослепительная, как бриллиант, и я наклоняюсь, прикасаясь губами к ее губам и нежно целую ее.
— Для тебя здесь достаточно солнечно и тепло? — Спрашиваю ее, поддразнивая. Я обещал ей медовый месяц после того, как мы обновили наши клятвы, только мы вдвоем с Марикой рядом. Она сказала мне, только если мы поедем куда-нибудь, где на этот раз не будет снега.
— О, здесь определенно достаточно тепло. — Ее рука обвивается вокруг моей шеи сзади, притягивая меня для еще одного поцелуя. — Но мы можем разогреться еще сильнее позже, если хочешь.
— Мне нравится, как это звучит. — У ее рта вкус ананаса с легким привкусом водки, и я раздумываю, не следует ли нам прямо сейчас вернуться в комнату. — Я думал о том, что мы будем делать, когда вернемся домой, — говорю я ей, откидываясь на спинку стула и потянувшись за своим напитком. — Ты хочешь продолжать жить в особняке? Или пентхаусе? Или ты предпочитаешь что-нибудь другое? Я могу позвонить кому-нибудь, чтобы они были готовы предоставить нам несколько вариантов, как только мы вернемся…
Лиллиана на мгновение замолкает.
— Я думаю, с особняком у нас обоих связаны плохие воспоминания, — тихо говорит она. — А твой пентхаус, он прекрасен, но это твой. Это никогда не было нашим. Поэтому я думаю, может быть… может быть, лучше всего было бы, если бы мы выбрали что-то вместе. Начнем все сначала. Что-то, что мы могли бы создать сами с самого начала.
Ее рука лежит на моей ноге, и я наклоняюсь, беру ее и провожу большим пальцем по костяшкам ее пальцев.
— Мне нравится, как это звучит, — говорю я ей, и я серьезно. Идея создать с ней дом, место, в котором останутся только наши воспоминания и ничего больше, звучит как мечта, о которой я никогда не думал. Что-то новое, чего я мог достичь, о чем я даже не подозревал, что захочу.
Она растягивается на шезлонге, ее груди призывно двигаются под тонким черным материалом ее бикини… топа, если его можно так назвать, только мельчайшие полоски ткани, прикрепленные к золотым цепочкам, накинутым на ее бледную кожу, и от одного взгляда на нее мой член становится твердым.
— Мы могли бы отнести эти напитки в отель, — бормочет она, выгибая спину, и я знаю, что она нарочно дразнит меня. — И я могла бы посмотреть, как выполняются некоторые из тех обещаний, которые ты прошептал мне на ухо этим утром.
— О том, как я собирался заставить тебя выкрикивать мое имя? — Я наклоняюсь вперед, мои губы снова касаются раковины ее уха. — Или о том, как я бы трахнул тебя на балконе с видом на пляж, чтобы все могли это услышать?
— И то, и другое. — Она поворачивает голову, захватывая мои губы своими.
До отеля всего несколько минут ходьбы, но мы добираемся туда в два раза быстрее, в спешке забывая о напитках. Это к лучшему, потому что, как только она оказывается у меня в лифте, я прижимаю ее к зеркальной стене, поднимая ее руки над головой, пока я терзаю своим членом тонкую полоску ткани, прикрывающую ее киску. Я не возражал быть нежным с ней, пока она выздоравливала, я знал, что это было то, в чем она нуждалась, по нескольким причинам, чем одна, но я хочу ее ненасытно, и хорошо иметь возможность прикасаться к ней так, как я хочу.
Это даже лучше, зная, что она хочет этого не меньше взамен.
— Николай. — Она выдыхает мое имя, выдыхая его у моих губ, когда я целую ее, прижимаясь своими бедрами к ее. Я никогда не устану от того, как это звучит на ее губах, слышать, как она стонет, кричит и хнычет мое имя, как я когда-то сказал ей, что она будет. Она всегда сводила меня с ума от желания, но ничто не заводит меня сильнее, чем осознание того, что она хочет меня, искренне и безоговорочно. Что она моя, что она отдала себя мне.
И что, когда я беру ее, это потому, что она этого хочет.
Я просовываю пальцы под ее плавки бикини, чувствуя, как скользкая влага уже собирается на ее внешних складках.
— Кто-нибудь может войти, — шепчет она, глядя в сторону дверей. У нас пентхаус на курорте, и между нами и ним несколько этажей. — Кто-нибудь может увидеть…
— Ну и пусть. — Я просовываю пальцы между ее губ, чувствуя, как их покрывает скользкий жар. — Они могут смотреть, как ты кончаешь на мои пальцы, зайчонок. Они могут наблюдать, как мой зайчонок извивается в своей ловушке.
— Это все еще ловушка, если я хочу, чтобы меня поймали? — Ее голос хриплый, ее бедра двигаются, прижимаясь к моим пальцам, несмотря на ее протесты. — О боже, Николай…
Я ввожу свой средний палец в ее киску, и она сжимается вокруг меня, из ее рта вырывается резкое хныканье.
— У нас могут быть проблемы…
— Никто не скажет ни слова. — Я сжимаю палец, поглаживая его внутри нее, мой член ноет от ощущения ее влажного, тугого тепла. — И, если они это сделают, они пожалеют об этом. А ты, мой зайчонок… — Добавляю я второй палец, зная, что она не может приблизиться к моему члену, зная, что это все еще дразняще, даже когда она извивается на моей руке. — Если ты не позволишь мне наслаждаться тобой вот так, то вместо этого мой рот может оказаться на твоей киске. Что бы ты почувствовала, если бы кто-нибудь вошел и увидел это?
Я провожу пальцами внутри нее, наслаждаясь звуком ее всхлипываний, плотно сжатыми губами, когда она продолжает с тревогой поглядывать на дверь.
— Или я мог бы трахнуть тебя. Тебе бы это понравилось больше? Находиться с моим членом в твоей киске, пока кто-то другой смотрит? Пока они наблюдают, как ты кончаешь? — Я наклоняюсь ближе, просовывая пальцы глубоко внутрь нее, мой большой палец находит ее клитор. — Или я мог бы трахнуть тебя в задницу…
— Николай! — Она вскрикивает, и я чувствую, как она сжимает мои пальцы, поток возбуждения захлестывает мою руку, когда она жестко кончает. Я чувствую, как твердею до боли при мысли, что она кончила, потому что я упомянул, что трахну ее в задницу.
О, у меня есть планы на тебя, мой маленький зайчонок.
Я держу свои пальцы в ней, пока лифт продолжает подниматься, поглаживая ее внутри, лениво поглаживая большим пальцем ее клитор, чтобы удержать ее на этом краю подъема к новому удовольствию. Я время от времени прижимаю свою руку к члену через плавательные шорты, пытаясь сдержать свою ноющую эрекцию, пока не смогу заполучить ее в нашу комнату и полностью для себя.
Я наблюдаю, как число ползет вверх. Никто не заходит в лифт, и я вижу выражение облегчения на лице Лиллианы, когда лифт достигает этажа прямо перед пентхаусом. Я снова погружаю в нее свои пальцы, заставляя ее ахнуть, а затем высвобождаю их, подношу к своим губам и облизываю, как раз в тот момент, когда открываются двери.
Лицо Лиллианы заливается ярко-красным румянцем, когда она следует за мной в пентхаус, и я беру ее с тихим вскриком поднимая на руки и выношу на балкон.
— Я говорил тебе, что трахну тебя прямо здесь, — выдыхаю я ей в ухо, разворачивая ее, кладя ее руки на перила. — Я хочу, чтобы ты выкрикивал мое имя так громко, чтобы тебя услышали на другом конце пляжа.