Я сразу отметил, что у юноши, примерно возраста моего сына, примечательная внешность: он красив, причём той странной красотой, которая настораживает мужчин, мало привлекает женщин, зато верующих стариков и открытых сердцем детей заставляет в необъяснимом порыве протягивать руки. Тонкие черты лица, смугловатого, как у венгерских цыган-полукровок; иссиня-чёрные вьющиеся волосы необычайной густоты; хрупкие кисти. Но больше всего внимание привлекало мягкое выражение миндалевидных глаз под довольно густыми уголками бровей. О глазах этих мне не удалось сказать, светлые они или тёмные; подходило одно слово – «яркие». Они были почти неестественно синими, и это – вместе с чёрной сутаной, подчёркивавшей худобу, – пробудило во мне неожиданное воспоминание, а затем догадку. Кивнув, я осторожно спросил:
– А вы случайно не отец… – я запнулся; на его молодость слово не ложилось, – …не глава местной церкви, не Бесик Рушкевич?
На его лице отразилось замешательство; бледные губы приоткрылись. Я не ждал, что он кивнёт; почти не сомневался, что ошибся: нет, не может глава церкви быть настолько юным, даже в такой глуши. Тем не менее почти сразу молодой человек произнёс:
– Да. Это я, – тон стал просительным, – и мне привычнее мирские обращения. Кстати, я уже знаю ваше имя, но, честно говоря, не понимаю, откуда вам известно моё.
– О вас мне немного говорили в Вене. – Я улыбнулся искренности его недоумения. – Если захотите, я расскажу. Но сначала… признайте, что у меня чуть больше права задать вопросы первым, поскольку я не понимаю, что происходит и на каком я свете.
Юноша склонил к плечу голову и отложил книгу на подоконник. Краем глаза я отметил, что это едва вышедшая «Естественная история и теория неба»[13]. Необычное, смелое чтение для священника, но расспросы о нём я всё же отодвинул как менее насущные.
– Это Каменная Горка?
– Да.
– Сколько я уже здесь?
– Вас привезли вчера на рассвете. Ваш кучер едва не повернул назад, увидев наш… – священник потупился, – убогий уклад. У нас тут даже не Брно; всё запущено; думаю, и вы неприятно удивлены.
– Нисколько, поверьте. – Я возразил искренне: обижать нового знакомого мне не хотелось, тем более дом был симпатичный. – Что со мной случилось?
– Полагаю, вы отравились в каком-нибудь трактире по пути. Вам довольно быстро полегчало, когда в вас влили травяного настоя. Его готовит одна моя прихожанка, Марта; им лечится полгорода… – Угол губ священника дрогнул в виноватой улыбке. – Прошу, не оскорбляйтесь применёнными к вам средневековыми методами, других не было. Наших медиков крайне трудно добудиться до полудня, потому что… – он сконфузился и резко замолчал, явно не желая выступать жалобщиком.
– Потому что дружны они не только с Асклепием, но и с Вакхом, верно? – Видя, как он даже покраснел, я едва сдержал смех. – Печально, но при нашем труде ожидаемо.
Эта беда провинций, идущая от скудности жизни, была мне хорошо известна, и даже в столице пьянство всегда цвело тем буйнее, чем старательнее с ним боролись. Я кивнул, объяснив себе наконец горький привкус на языке: значит, лечебные травы… Видимо, на моём лице отражалось желание услышать что-то ещё, потому что Рушкевич продолжил:
– Старая Марта живёт на отшибе, ближе к перевалу. Думаю, ваш человек стучал ко многим, но по определённым причинам… – его лицо помрачнело, – у нас не открывают двери ночью. Марта же открыла, она милосердна и неблагоразумна. Вряд ли она поняла из речи кучера что-то, кроме слова «помощь», хотя их языки и родственные. За помощью… – опять Рушкевич слабо улыбнулся, – так сложилось, что за ней, как правило, бегут ко мне. Солнце едва взошло, когда Марта постучала в мою дверь. Я решил не везти вас к кому-либо из наших врачей, а послать за ними. Но, как я, в общем-то, и ожидал…
– Мою жизнь пришлось спасать вам и той женщине?
Он кивнул, но тут же прибавил:
– Вряд ли вашей жизни что-то действительно грозило. Вам просто стоило осмотрительнее выбирать место для трапезы и знать меру.
– И тем не менее, – мало задетый наставлением, я приподнялся на подушке, – благодарю вас от всего сердца. Вы избавили меня от очень многих неприятностей, и у вас, как я успел заметить, чудесная обстановка.
Его глаза снова встретились с моими. Их открытый, пронзительный взгляд оказалось довольно трудно выдержать. Надеясь, что священник сейчас отвернётся, я предложил:
13
Труд Иммануила Канта, где впервые излагается гипотеза происхождения Солнечной системы из гигантской газовой туманности. Книга вышла анонимно, но для учёного сообщества авторство было очевидно.