- Сделай это! - завопил Влад. - Сделай это сейчас же! Я больше не приму обмана.
Глория запрокинула голову и уставилась в потолок.
- Боже, прости меня за то, что я собираюсь сделать... прости. Мне очень жаль, - oна снова опустила голову и посмотрела на дочь. - Пожалуйста, прости меня за это. Я слишком слаба.
- Мама, пожалуйста...- Анджела протянула руку, но Влад не позволил ей сдвинуться с места.
Глория с силой опустила нож. Кровь брызнула из раны, покрывая стол, ребенка, ее. Она наклонилась вперед, положив голову на грудь ребенка, и вонзила нож глубже.
- Нет! - закричал Влад, бросаясь к Глории.
- Мама! - закричала Анджела, хватая Влада за руку, пытаясь удержать его подальше от своей матери.
Глория рухнула, прислонившись к ножке стола, чтобы не упасть.
Нож все еще торчал из ее живота.
Влад сильно ударил ее по лицу, и она повалилась на бок. Он пнул ее под ребра, пнул еще раз.
- Сука!
Он начал расхаживать по комнате, бормоча что-то неразборчивое, вскидывая руки вверх.
Анджела скользнула по полу и оказалась рядом с Глорией. Она взяла руку матери и прижала ее к своей щеке.
- Прости, мам, - oна посмотрела на Влада, на Райана. - Ну как я вам?
- Ты была великолепна, дорогая, - сказал Райан.
- Что? - напряглась Глория, чтобы спросить.
- То же самое, что и раньше, - сказал Влад. - Только мы не думали, что ты на самом деле убьёшь ребенка, поэтому мы придумали альтернативу первоначальному плану. Самоубийство работает так же, как и убийство, Глория. Если тебя это утешит, ты действительно спасла Анджелу oт Aда. Но с её болезнью...- он потрепал Анджелу по подбородку. - Она будет проводить с тобой много времени. Это будет семейное воссоединение.
- Иди к черту...- сказала Глория.
- После тебя, моя дорогая.
Анджела подняла с пола гротескный фаллоимитатор и протянула его Райану.
- Ты обещал, что мы можем попробовать это.
Райан обнял ее за плечи и вывел из комнаты.
Глория почувствовала, что ее сердцебиение замедляется, и перестала пытаться остановить кровотечение из раны. Холодная комната вдруг стала уютным теплом, как любимое одеяло.
Глория закрыла глаз, и ее лицо приняло выражение безмятежности и покоя... даже когда ее бессмертная душа начала кричать.
Часть II
«Ничто не начинается и ничто не кончается тем, что не оплачивается стоном; ибо мы рождаемся в чужой боли и погибаем в своей собственной».
Фрэнсис Томпсон «Дейзи».
«Сегодня плохо, и день ото дня будет становиться все хуже, пока, наконец, не наступит самое худшее».
Артур Шопенгауэр о страданиях мира
У Глории задрожали колени. Боль в бедрах становилась все сильнее и сильнее, сводя судорогами, обжигая молочной кислотой, смешиваясь с болью в пояснице, шее, плечах и икрах в абсолютную агонию, которая смывала все остальные сознательные мысли. Ее мир был только болью и смятением.
Она знала, где находится. Агонизирующие крики, бесконечно раздававшиеся со всех сторон, и ее собственные нескончаемые мучения сказали ей все, что ей нужно было знать об окружающей обстановке. Хотя Глория ничего не видела, она знала, что находится в Aду.
Она была заключена в какую-то клетку. Маленькая железная клетка, в которую ее тело было плотно упаковано; втиснуто в неудобном положении на карачках, она сидела почти на корточках, ее колени были плотно прижаты к груди, груди прижаты к коленям. Теснота ее тюрьмы была слишком тесной, чтобы позволить ей сменить положение и снять часть давления с икр. Мышцы горели, сухожилия напряглись под тяжестью ее тела. Ее тело дрожало и тряслось. Пот стекал по ее коже ровным потоком, когда она прикусила губу от боли.
- Помоги. Помоги мне. О Боже, мне так жаль. Я хочу домой. Я сделаю все, только отпусти меня домой, - eе голос был едва громче шепота.
Она повторяла одни и те же молитвы в течение нескольких дней, сначала крича их на вялые стены и своих враждебных мучителей, пока ее голосовые связки не отказали, и крики не превратились в хриплый писк.
Прутья клетки были горячими. Кусочки ее кожи прилипали к ним, шипя и чернея там, где она прислонялась к ним в изнеможении. Ей не давали спать; вечная усталость была частью ее мучений. Сон был роскошью благословенных. Глория была проклятой.
Голова Глории свесилась между колен от давления обжигающе горячей крышки клетки, давящей на шейные позвонки, клеймя полосы на затылке, и от веса ужасного ожерелья, застывшего на ее шее.