— Ушам своим не верю, — проговорил Сесил таким же тихим и сдержанным голосом, как принцесса. — Дело не только в риске. Сам факт, что вы, как какой-нибудь лихой грабитель, самолично задумали — и совершили — набег на Баши, а потом на Хивер…
— Я должна была получить эти сведения, чтобы остановить заговор, пока не поздно. А еще мне нужно как-то попасть в Лидс.
— Опасно, черт побери, слишком опасно! Когда я писал вам об испанских связях Уолдгрейва, то даже не представлял, что он шпион королевы. Тут пахнет тайным заговором.
— Мне пришлось действовать, потому что все это начало нарастать, как снежный ком. Знаю, милорд, вы всегда повторяли: «Если сомневаетесь, ничего не делайте и ничего не говорите», но…
— К черту то, что я всегда вам повторял! Вы на пороге властвования над этим государством, ваше высочество, и ваши враги отчаянно пытаются остановить вас на последнем рубеже.
— Но кто? Sui bono, как вы говорите? Кто эта женщина и почему она кипит такой смертоносной ненавистью к Болейнам и всем, кто им предан? Обратиться за помощью к сестре я не могу. В прошлый раз, когда я ненароком обмолвилась о яде в ее присутствии, она взорвалась и обвинила меня — и мою мать…
— Могу себе представить.
— И кроме того, милорд, я знаю, что говорить так — значит совершать государственную измену, — с еще большим чувством продолжала Елизавета. — Но что, если ее величество сама стоит за этой женщиной?
Она увидела, что юрист вздрогнул. Он быстро подтянул плащ, плотнее укутывая шею и бороду, и ничего ей не ответил.
— Дорогая принцесса, помимо прочего, я приехал предупредить вас, что Лидс тоже связан с опасными иностранцами-католиками, и связи эти очень запутаны.
— Речь, конечно же, снова идет об Испании?
— Нет, об Ирландии. Сэр Энтони Сент-Легер, владелец Лидса, — англичанин, но во время царствования вашего отца служил лорд-наместником Ирландии. Король Генрих отдал ему Лидс в качестве награды, платы за верную службу.
— Мой отец и ирландцы? Теперь на столе два джокера, а я еще не разобралась в правилах игры.
— Однако сэр Энтони Сент-Легер жульничал, — продолжал объяснять Сесил.
— Сент-Энтони… это часть его имени? — спросила принцесса, вспомнив об огне святого Антония.
— Что?
— Ничего… не сейчас. Продолжайте.
— Сент-Легеру каким-то образом удавалось играть за обе стороны. Да, он убедил мятежных ирландцев признать того, кто сидит на английском троне, своим монархом. Но при этом сам отлично устроился, двурушничая с Тюдорами. Говорят, он стал истинным союзником ирландцев…
— О, наконец-то мы можем поучаствовать в вашей беседе, — провозгласил Томас Поуп. Решительно потеснив женщин Елизаветы, прорвавшись сквозь баррикады широких юбок и развевающихся плащей, они с женой приблизились к принцессе. — О чем вы говорили, милорд Сесил?
— Я всего лишь размышлял вслух об ульях, сэр Томас, подобных вот этим чудесным плетеным пчелиным домикам, что стоят в углу, — ответил юрист, указывая в нужную сторону. — Они устроены в точности как двор, с королевой и вечно занятыми, жужжащими слугами. Однако этим слугам не стоит забывать, что нужно чтить не только королеву, но и ту, которая может однажды ею стать.
Томас Поуп замер как вкопанный и фыркнул. Сесил смерил его презрительным взглядом. Елизавета резко выпрямилась и поджала губы. Дело было не только в том, что ей хотелось осадить помешавшего им Поупа; она так внимательно слушала Сесила, что не заметила, как они подошли вплотную к ульям. Несмотря на то что Сесил остроумно поставил Поупа на место, упоминание о пчелах и королевах досадило ей.
Остаток нескончаемой четверти часа Томас Поуп и его супруга Беатрис шагали между принцессой и Сесилом. Но, желая гостю доброй ночи, Елизавета знала, что тот не уедет, пока не доскажет ей всего, о чем приехал поговорить.
Глава четырнадцатая
— Лимонный сок, молоко и сурьма, — прошептал Елизавете Сесил на следующее утро. Он взболтал бутылочку с бледными, зеленоватыми чернилами, которую извлек буквально из рукава.