Запах разогретых солнцем апельсинов сменился вечерним ароматом жимолости и лилий, когда густые тени накрыли сад. Коридор наполнился голосами — воздух стал прохладнее, и люди начали просыпаться или же возвращаться с прогулки у реки перед вечерним пиром.
Винтер ни о чем не думала — все казалось бесполезным. Она позволила времени течь сквозь нее. Это оцепенение походило на сон, хотя она не спала.
Рази обещал вернуться заранее, чтобы Винтер успела одеться, но ей все равно пришлось встать из кресла задолго до его прихода. Надо было еще найти что надеть. У нее были пальто — одно легкое, другое зимнее. Два форменных платья, одно из которых все еще лежало грязной кучей у двери. Один теплый рабочий костюм, три пары панталон, три сорочки, два ночных чепца, четыре пары шерстяных чулок и одна — хлопчатых, две пары брюк, шерстяное платье, подходящее для неформального ужина в близкой компании. Никакой нарядной одежды, ничего, в чем можно предстать перед королем.
Рази перевез матушкин сундук камфарного дерева в спальню Винтер, и, заглянув в него, она сразу поняла зачем.
Одно за другим она вытаскивала платья своей матери, проложенные лавандовой бумагой и россыпью сухих роз, гвоздики и апельсинных корочек. Винтер с удивлением заметила, что их доставали проветривать. Все эти годы кто-то регулярно доставал их, развешивал и вытряхивал. Может, Марни? Или какая-то горничная, беззаветно преданная ее матери?
Когда Винтер обо всем догадалась, то мысленно влепила себе оплеуху за романтические бредни. Никто не ухаживал за нарядами из любви к ее матери! Наверняка до недавнего времени эти платья принадлежали кому-то из придворных — скорее всего, горничной какой-нибудь леди. Бедной девушке пришлось внезапно отдать свой гардероб предыдущему владельцу. «Надо бы мне поостеречься ножниц в темноте и иголок в супе!» — подумала Винтер, выкладывая прекрасные наряды на кровать.
Она надеялась, что последняя владелица не перешивала платья, потому что, как говорил отец, Винтер унаследовала фигуру матери, и эта одежда должна быть ей точно впору, если ее не перешивали на кого-то другого.
«У мамы был прекрасный вкус!» — Винтер провела рукой по богатой ткани одного из платьев. Они все были сшиты в старом стиле — чистые линии и простые юбки, свободно спадающие из-под груди. Длинные широкие рукава с контрастной подкладкой и отделкой. Для каждого платья нашлась плотно сидящая нижняя рубашка с длинными рукавами. Винтер поняла, что наряды ей очень нравятся, ее привлекали прекрасно подобранные цвета и элегантная простота отделки. Новомодные вещи, которыми щеголяли северные придворные, сплошь состояли из ленточек и рюшечек, вкупе с небольшими накидками и круглыми шляпками, невесть как держащимися на макушке. В этом платье ее сочтут старомодной простушкой. «А еще — нелепой коротышкой!» — подумала Винтер. Она и так считалась невысокой, а новая мода на высокие пробковые каблуки и наращенные подошвы у мужчин и женщин, несомненно, подчеркнет катастрофическую нехватку роста.
Винтер хихикнула, представив себе и без того высокого Рази на этих смешных подпорках и Кристофера с его скользящей грацией, ковыляющего на каблуках. Вряд ли они, впрочем, станут потакать подобной причуде. А вот что касается Альби…
Винтер резко отбросила свои мысли про Альби, так живо вставшего перед ее внутренним взором: оживленный, крепкий, сдержанный, на дурацких каблуках, какой он есть на самом деле. Или каким был, точнее. Она сглотнула и вновь занялась платьями.
Выбор был легким — полынно-зеленоватый атлас, расшитый веточками бледных роз, с нежно-розовой подкладкой на рукавах. Подходящая рубашка закрывала руки до запястий и была собрана в складочки на груди, над вырезом лифа. В этом наряде было удивительно легко передвигаться, вечерний воздух наполнил ткань приятной прохладой.
Винтер попыталась что-то сделать с волосами: уложить их под сеточку, усыпанную жемчугом, или заколоть поизящнее, — но это оказалось безнадежным делом. Она просто расплела косу и расчесалась, рассыпав волосы по плечам мягкими сияющими волнами.
«Что ты такое?» — думала она, изучая свое изображение в зеркале. Выглядела она как кукла: бледное лицо с россыпью веснушек было похоже на островок в море темно-рыжих волос. Вечно занятые руки обтянуты розовым шелком и покоятся на зелени платья. Винтер провела ладонью по атласу юбки, чувствуя, как шершавая кожа задевает за ткань. Ей не хватало привычной тяжести клинка, который она обычно носила, но в этом придворном наряде нет места для кинжала. Девушка приподняла юбку, открывая поношенные домашние туфли, и усмехнулась. «Вот что ты такое, — сказала она сама себе. — Ты — это натруженные руки и стоптанные башмаки под атласным платьем! — Винтер глянула отражению в глаза. — И не забывай об этом!»