Как может человек слышать такое и при этом продолжать причинять такую боль? Как может кто угодно, по какой угодно причине?
— Что, во имя Бога, ты здесь делаешь?
Хриплый, испуганный шепот с той стороны коридора. Она повернула голову и встретила взгляд огромных испуганных глаз Кристофера. Утопая в сумраке, он прислонился к стене напротив так, будто едва мог стоять. Лицо у него было осунувшееся и испуганное, от него несло рвотой.
— Ты не должна быть здесь! — воскликнул он высоким от тревоги голосом. — О господи! Ты не должна быть здесь!
Вопли на минуту стихли, сменившись стонами и рыданиями, — и они повернулись на свет. Послышался короткий разговор вполголоса. Тонкая лента неразборчивых умоляющих причитаний. Жесткие, нетерпеливые слова. И снова просьбы, растущие до умоляющих криков: «Сжалься, сжалься, о господи, сжалься». И затем — снова тот же ужасный страдальческий вопль, те же захлебывающиеся, булькающие крики, от которых ноги у Винтер подкосились и она упала на колени.
Вдруг свет заслонила тень, размытая и клубящаяся, будто шла через дым, а потом вверх по ступеням к ним быстро приблизилась высокая фигура. Это был Рази. Винтер его едва узнала. Углы его рта опустились так низко, что лицо стало безобразным. Глаза были похожи на раскаленные угли в глубине смоляных ям. Он был весь измазан сажей и кровью и лоснился от пота. Он был похож на вылитое из бронзы чудовище: страшная и испуганная горгулья, которую вынудили смотреть на ад.
Крики все не смолкали за его спиной, когда он загрохотал вверх по лестнице. Он бросился на Кристофера, который зарыдал, когда Рази схватил его за плечи и оторвал от стены.
— Ну ладно, — хрипло бросил Рази. — Ладно, твоя взяла! Отдай теперь. Отдай мне!
Кристофер рычал сквозь слезы, и Винтер показалось, что он не слышал, что говорит Рази. Он все оглядывался вниз. Жертва обезумела от боли — непрестанные высокие ритмичные вопли разрывали воздух.
— Надо мне было его убить! — простонал Кристофер. — Я должен был его убить! Он ничего не скажет! Ты должен был позволить мне…
Рази встряхнул Кристофера изо всех сил. На плече его показалось пятно крови, просочившейся через бинты и рубашку.
— Прости меня!!! — проорал он прямо в лицо Кристоферу, рывком приблизив его к себе. — Прости! Ты был прав! Отдай мне чертов нож!
Будто внезапно поняв слова Рази, Кристофер стал рыться в сапоге, чтобы вытащить кинжал.
Винтер стояла на коленях на полу прямо у ног обоих, но они не обратили на нее никакого внимания. Она заметила в воздухе какое-то изменение, тусклое свечение света, низкое недовольное жужжание, вторящее звукам пытки.
— Рази… — позвала она, повернувшись к двум верхним ступенькам, неотрывно глядя на свет. Он притягивал ее, засасывал, как водоворот. — Рази… призраки… — Она оперлась рукой на ступень ниже, будто хотела сползти вниз по лестнице.
Рази повернулся к ней, сжимая кинжал Кристофера в руке. Он нерешительным шагом поднялся на несколько ступеней и остановился. Кристофер опустился на колени рядом с ней. Он упал головой на руки, лицо его было повернуто к свету, глаза стали пустыми.
Крики умолкли. Свет из оранжевого превратился в белый. Весь воздух вокруг них гудел, как пчелы в улье.
— Призраки, Рази… — проговорила она. — Призраки идут!
И свет, казалось, лопнул.
Винтер почувствовала, как ее руки скользят по каменному полу — ее толкнули назад в коридор. Она остановилась, с глухим стуком налетев на каменную арку, и распласталась по полу, безвольная, как каменная кукла, но все еще в сознании.
Свет обливал ее, как разбавленное молоко.
Что-то большое скользнуло мимо нее по камням, коснувшись ног. Позднее она поняла, что это Рази, которого сбили с ног и протащили по коридору, как мешок муки.
Огромные цветы белого света распустились и рассыпались по потолку и стенам. Все звуки были вытеснены из воздуха, их оттолкнули, для них не осталось места. Винтер понимала, что, если она откроет рот и завопит, ничего не будет слышно.
Свет был похож на комету, которая пролетала, протекала, распускалась над головой. Винтер не могла оторвать от него глаз, не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, немая и неподвижная, как камень.
И вдруг все закончилось. Камень снова был камнем, плоть плотью, и она опять видела, слышала и дышала, как ни в чем не бывало.
Она медленно перевернулась на бок — по всему телу бегали мурашки, волосы потрескивали, как летний костер. По одежде бегали искорки, словно светлячки, порхая по каждой складке и шву. Зубы болели. На губах чувствовалась пульсация.