Их было пятеро. Двое на втором году обучения, трое — на третьем и еще один на четвертом году обучения, как и она сама. Никому из них не было дозволено носить зеленое, даже четверогодник носил простые черные шнурки, и никого гильдия не удостоила выплаты жалованья. В основном это были обычные, грубоватые, хитроглазые парни. Они повернулись, чтобы поглазеть на нее, — все, как один, сначала с удивлением, затем с издевательским смехом. Старшие мальчишки смотрели на нее с неприкрытым вожделением.
— Кто это к нам пришел? — шутовски воскликнул худой растрепанный мальчишка, разглядывая ее бедра и облизываясь. — Ты что, над нами подшутить решила?
— Кто тебе велел так одеться? — спросил маленький первогодок, чье недовольное личико даже заострилось от возмущения.
Винтер сглотнула. Она знала, что их мастер здесь, прячется где-нибудь в углу, делая вид, что не заметил ее прихода. Он, наверное, слушает, как она будет обращаться с его мальчишками, чтобы посмотреть, чего она стоит. Именно сейчас решается судьба отношений Винтер с его подмастерьями, и она должна все сделать правильно, ведь второго шанса у нее не будет.
— Может, ее прислали нам в подарок, — загоготал растрепанный мальчишка, ощупывая взглядом ее грудь. Его товарищи заулюлюкали и принялись пихать друг друга локтями под бока в дикарском восторге, хотя самому младшему из них было не больше семи-восьми лет.
Она оставила без внимания этот первый выпад и смерила каждого мальчика взглядом с ног до головы медленно, с холодной решительностью. Она уже подметила все, что ей надо было о них знать, но теперь воспользовалась старым отцовским трюком — останавливать взгляд на каждом мальчике, потом лишать его своего внимания, словно сочтя неважным. Она скользнула взглядом по первогодкам так, как будто они были недостойны даже ее презрения, и обратила внимание на подмастерьев третьего года.
Винтер намеренно начала с того самого, кто с ней заговорил: дерзкий, растрепанный мальчишка. Она нагло глянула прямо ему в лицо, опустила взгляд на знак гильдии на его рубахе, а затем на черные шнурки его ботинок. Добравшись до шнурков, она позволила себе слегка приподнять брови, как будто говоря: «Как, и это все?»
Затем она проделала то же самое с его товарищем, тощим веснушчатым пареньком с ярко-голубыми глазами и кривыми передними зубами. Он нахмурился от такого осмотра и покосился на подмастерье четвертого года, будто ища поддержку, и Винтер уже поняла, что именно со старшим мальчиком ей придется справиться, но сначала нарочито взглянула на шнурки третьегодника и отвернулась, насмешливо поцокав языком. Лишь тогда она обратила свое внимание на солидного мальчугана, обучавшегося четыре года.
Это был сутуловатый паренек среднего роста, лет семнадцати, с добродушным круглым лицом и густыми, шелковистыми каштановыми волосами, подстриженными, как и подобало ему при его статусе, под самым затылком. Пока его товарищи перекидывались шутками, усмехались и толкали друг друга в бок, он внимательно следил, не выступая вперед, а теперь разглядывал ее с осторожным интересом. Она рассмотрела его лицо, знак гильдии, ботинки. Она позволила себе одобрительно поднять брови, когда увидела желтый цвет его шнурков, и кивнуть. Хороший знак отличия, лишь на один уровень ниже зеленого. Она намеренно встретилась с ним глазами и перехватила его взгляд, направленный на ее кулон, знак одобрения гильдии. Его губы дрогнули, и он встретился с ней взглядом, сохраняя сдержанное выражение лица.
— Я не сомневаюсь, что ваш мастер оставил вам четкие указания и сейчас вы усердно трудитесь, выполняя его задание, — проговорила Винтер, обращаясь к нему, и только к нему. — Прошу прощения, что прервала вас. Прошу вас, вернитесь к работе, которую вам поручили. Мой мастер искренне желает, чтобы мы продвигались вперед.
Так она возложила на мальчиков тяжелый груз ответственности. Если их мастер не оставил им никаких инструкций, то это значило, что он ленив и неумел и его несвоевременный уход с рабочего места — серьезное нарушение его обязанностей. Винтер знала, что все подмастерья как один непослушны и недисциплинированны, но к своему мастеру относятся с невероятным уважением. Продолжить свои проказы значило бы бросить тень на человека, который давал им приют и стол, от которого зависело их будущее. Кроме того, они бы опозорили его перед подмастерьем другого мастера.