— Он думает, что сам для нас опасен, — выдохнул Кристофер.
— Да, — согласился Лоркан, медленно кивая.
— Но чем мы к нему ближе, тем более он уязвим, — настаивала Винтер.
— Точно. Джонатону на Кристофера стоит только взглянуть. Или какому-нибудь из его гвардейцев — сально ухмыльнуться тебе, дорогая. И Рази ничего не останется, как лечь на спину и задрать все четыре лапы.
— Бедняга бастард, — рассеянно проговорил Кристофер, и Лоркан даже не поморщился от такого слова.
Вдруг Винтер все поняла.
— Джонатон никогда тебя не выпустит, — сказала она Кристоферу.
— Она права, парень, — подтвердил Лоркан. — Ты — лучший рычаг, чтобы заставлять Рази делать все, что король пожелает. Ты Джонатону еще долго будешь нужен.
— О, Фрит! — выдохнул Кристофер.
Он поглядел на Винтер и Лоркана, и оба ответили ему одинаковыми, полными жалости взглядами. «Ну и кто у нас бедняга бастард?» — как бы услышал он их мысли.
Свобода уйти
На следующее утро Винтер проснулась на прохладной заре. На дворе стоял серый туман, вплывающий в окно. Он принес долгожданное облегчение после безжалостной жары, и Винтер раскинула руки на перине, наслаждаясь прохладой. Это ненадолго. Туманного неба уже коснулся розовый восход, и Винтер знала, что в следующую четверть этот приятный холодок уступит место следующему знойному, выжженному солнцем дню.
Все недавние заботы вдруг навалились на нее, словно с большой высоты, и легли ей на грудь, сдавив сердце. Она со стоном повернулась на бок и спрятала лицо в изгибе руки. Зачем только она проснулась? Сон без сновидений избавлял от забот — ей так хотелось заснуть снова. Она закрыла глаза и попыталась заставить себя углубиться в свои мысли, снова утонуть в сладком омуте невинного забытья.
Но ее своевольный ум вместо этого вернулся к вчерашнему мучительному пиру. Что это был за кошмар, с бесконечными церемониями и неустанно направленными на нее взглядами притворно веселой толпы. Повсюду устрашающей стеной стояли гвардейцы короля. А Рази!.. О господи, Рази! Холодный, отстраненный, неприступный! По дороге от их комнат и обратно он не обратил к ней ни слова сверх тех, что требовали приличия. В самом пиршественном зале он обращал на нее взгляд лишь тогда, когда требовалось показать, куда повернуться или кому первому пожать руку.
Даже во время нескончаемых танцев после ужина Рази не обращал на нее внимания. Весь вечер он провел, рассевшись на троне своего брата, с кислым и мрачным видом. Если бы Винтер не знала истинного его сердца, она сочла бы его угрюмым, злобным негодяем. Он вовсе не пытался расположить к себе присутствующее общество.
Это воспоминание пронзило ее сердце, она застонала от досады и перекатилась на спину. Она могла сейчас встать, одеться, позаботиться о завтраке, заглянуть к отцу. Она могла начать пораньше работу в библиотеке. Но вместо этого девушка закрыла глаза, позволяя влажному воздуху касаться ее лица и плеч. Просыпающиеся птицы зачирикали на ветвях апельсиновых деревьев. Петух закукарекал на скотном дворе. Винтер поплыла на волнах дремы, отдаваясь ее воле. Может быть, расслабившись, она сможет заснуть снова.
Она услышала, как отец сказал: «Мне холодно», и открыла глаза, когда ему кто-то ответил. Это был Рази. Их голоса звучали тихо, но ясно, как колокола в неподвижном воздухе.
— Ноги замерзли, Лоркан?
— Да.
— Если хочешь, я принесу еще пару носков из комода.
Лоркан устало ответил, что был бы признателен. Несколько минут слышался тихий шорох. Потом Рази спросил:
— Теперь лучше?
Наверное, стало лучше, потому что Рази пробормотал почти неслышно: «Хорошо».
Винтер лежала неподвижно и глядела в потолок. Она с грустью слушала, каким добрым может быть наедине тот же человек, который лишь вчера вечером сидел на пиру с мрачной ухмылкой и неприветливо огрызался на каждого, кто к нему подходил.
Отец что-то проговорил, Рази отвечал:
— Еще только один день, Лоркан! Это все, о чем я тебя прошу.
Лоркан повысил голос от досады:
— У меня много дел, Ваше Высочество. Мне надо проверить работу над библиотекой! Надо узнать, что здесь теперь к чему! Если я отстану от событий, это может обернуться бедой.
— Лоркан, — мягко осадил его Рази, — ты умрешь, если не полежишь в покое, как я тебя просил. Не знаю, как выразить это яснее. Ты умрешь и оставишь нашу дорогую девочку одну в этой кошмарной неразберихе. Я не могу поверить, что ты хочешь именно этого.
— И все оттого, что я один день не полежу в постели? — Винтер так и слышала насмешку в отцовском голосе.