ГАРРИ ПОТТЕР И ПРОФЕССОР СНЕГГ
10 января 2006 года журналистка Сандра Блейксли опубликовала в газете New York Times статью о зеркальных нейронах. Статья называлась «Клетки, умеющие читать мысли». Видимо, автору или редакции газеты хотелось подчеркнуть одно из поразительных следствий открытия зеркальных нейронов. Обладая сравнительно простыми физиологическими свойствами, они, тем не менее, позволяют нам понимать внутренние состояния других людей, то есть наделяют нас способностью, которую всегда считали в известной мере неуловимой. В обыденной жизни ее называют «чтением мыслей». Я считаю, однако, что это выражение изначально нагружено специфическими и неверными предположениями о процессе, который мы пытаемся понять. Говоря о «чтении мыслей», мы неявно исходим из того, что для нашего понимания внутренних состояний других людей необходимы умозаключения или символическое мышление. И действительно, таково было преобладающее мнение ученых, интересовавшихся нашей когнитивной способностью к пониманию внутренних состояний других людей.
Согласно этому широко распространенному взгляду, мы уже с детства используем для понимания чужих внутренних состояний тот же подход, что и ученые для понимания природных явлений. Понаблюдав за поведением других людей, мы выстраиваем теории, касающиеся их внутренних состояний, как, например, физики строят теории о физических системах. Затем мы ищем данные, подтверждающие нашу теорию. Если данные ее не подтверждают, мы подправляем теорию, а то и заменяем ее новой. К примеру, если мы видим, как некто, упав, плачет, мы делаем теоретический вывод, что плач является выражением боли. Позднее, однако, мы можем увидеть человека, плачущего после получения престижной награды, и это заставит нас пересмотреть свою теорию плача и связанных с ним душевных и эмоциональных состояний. На научном жаргоне эта модель понимания чужих внутренних состояний называется (возможно, не слишком удачно) «теорией теорий», поскольку в ее рамках выработка такого понимания в чем-то сходна с построением научной теории: переживания других людей напрямую не наблюдаемы, но их поведение можно предсказывать, основываясь на законах причинности, связывающих между собой восприятие, желания, убеждения и верования, решения и действия.
Мне всегда казалось, что эта модель понимания чересчур сложна и отнюдь не случайно подозрительно схожа с характером мышления тех, кто ее предложил (я имею в виду, разумеется, ученых-теоретиков). Мои сомнения по поводу «теории теорий» основаны на непосредственном житейском наблюдении: мы вникаем во внутренние состояния других людей почти беспрерывно, зачастую не особенно это осознавая. На своих семинарах, когда я высказываю предположение, что природа, вполне возможно, сотворила куда более простые, куда менее трудоемкие способы понимания внутренних состояний наших собратьев, я иллюстрирую эту мысль диалогом между Гарри Поттером и профессором Северу- сом Снеггом в пятом томе саги - в книге «Гарри Поттер и орден Феникса». (Как, полагаю, большинство родителей, я начал читать эти произведения по просьбе дочки и вскоре увлекся ими сам.) Речь в этой сцене идет о том, что лорд Волан-де-Морт, чрезвычайно зловредный маг, стремится проникнуть во внутренний мир Гарри, чтобы добыть оттуда важные сведения, необходимые для реализации его, Волан-де-Морта, губительных планов. Профессор Снегг должен научить Гарри искусству окклюменции - то есть защиты собственного сознания от вторжения извне.
«Темный Лорд весьма сведущ в легилименции... Это умение извлекать чувства и воспоминания из чужого ума», - говорит Снегг.
Гарри весьма удивлен и взволнован: «Он умеет читать мысли?»
«В вас нет тонкости, Поттер... Только маглы рассуждают о “чтении мыслей”. Ум - не книга...»
Совершенно не будучи поклонником Снегга, я должен, тем не менее, признать, что его ответ Гарри адекватно отражает мою позицию в вопросе о понимании чужих внутренних состояний. Ум - не книга. Я не думаю, что мы «читаем» чужие умы, и нам следовало бы перестать использовать выражения, в которых изначально заложены смещенные представления о процессе. Окружающий мир мы действительно «читаем», но мы не «читаем» чужих умов в том обычном смысле, какой вкладывается в эти слова.
Мне не кажется, что нам приходится перегружать мозг сложными умозаключениями о том, почему люди делают то, что они делают, и как они собираются поступить в следующий момент, - особенно если речь идет о более или менее непрерывном понимании простых, обыденных действий других людей. Мы окружены людьми постоянно. Мы не могли бы справляться со всем этим, если бы нам нужно было на каждом шагу быть Эйнштейнами, анализирующими все подряд. Я не одинок в своем несогласии с «теорией теорий». Когда она была доминирующей моделью в психологии развития (задолго до открытия зеркальных нейронов), среди специалистов образовалось меньшинство, предложившее альтернативную «теорию симуляции». Согласно этой теории, мы понимаем чужие внутренние состояния, в буквальном смысле вживаясь в них. Имеются два варианта этой идеи, один из которых более радикален. Умеренный вариант предполагает, что это вживание является когнитивным, осознанным процессом, требующим усилия; в радикальном же варианте мы, как считается, «симулируем» происходящее с другими людьми автоматически и более или менее бессознательно. В этом вопросе я принадлежу к радикальному лагерю, ибо автоматическая, бессознательная «симуляция» хорошо согласуется с тем, что мы знаем о зеркальных нейронах38.