Она плавно встала со стула и, не сводя с раненого взгляда, осторожно попятилась к двери.
− Не надо, не надо врача, – обретая дар речи, глухо прохрипел Максим. Я уже умер, я все знаю, все видел, просто посидите рядом и поговорите со мной.
− Хорошо, хорошо, вы только не волнуйтесь, – она приоткрыла дверь и, высунув голову в коридор, прокричала:
− Дежурный, хирурга сюда, скорее. Зотов пришел в сознание.
Мозг Максима лихорадочно работал, стараясь настроиться на привычный ритм. Голос девушки, доносившийся из ниоткуда, говорил что-то об очень сложной операции, что кризис уже позади, и раз уж он пришел в себя, опасность миновала. Он попытался вспомнить, что с ним произошло, но память, как залитая чернилами бумага, не позволяла ничего воспроизвести. Звуки становились все отчетливей, окружающая действительность все более ясной и осязаемой.
«Надо же такому привидеться: проводники, ангелы, чертовщина какая-то», – подумал он, разглядывая трещинки на потолке и не обращая никакого внимания на суетившуюся медсестру.
Вошел доктор, с ним кто-то еще. Максим скосил взгляд и увидел направляющегося к нему немолодого человека в очках и с бородкой, как у доктора Айболита. Присаживаясь на краешек стула, он привычным движением взял Максима за запястье, двумя пальцами, раздвинув пошире веки, заглянул в глаза и удовлетворенно заключил скрипучим голосом:
− Пульс нормальный, взгляд ясный, температура пока держится, но это нормально. Поздравляю с днем рождения, боец. Кто сказал, что чудес не бывает? Ведь никто не верил, что он выкарабкается. А, мои хорошие? – обращаясь уже к персоналу, добавил доктор, поучительно качая указательным пальцем.
− Никогда нельзя опускать руки, надо бороться за жизнь раненого до последнего удара сердца. Вот наша Леночка ни на секунду не сомневалась в успехе и все-таки выходила больного. Шутка ли, больше недели не отходила от койки и в буквальном смысле вытащила его с того света. Даже отъезд в Союз, и тот отложила. Молодец, так держать! Доктор взял в руки журнал назначений, внес в него дополнения и изменения и, протягивая его медсестре, скромно стоящей рядом, сказал:
− Вот, начинай прямо сейчас, – с сегодняшнего дня эти препараты. Я думаю, наш больной через неделю будет уже транспортабелен, тогда и будем готовить его к отправке «за реку». Скоро домой, если что понадобится, я буду у себя. Ну, ладненько, выздоравливай, солдат! И не обижай своего ангела-хранителя в косыночке.
Последние слова хирурга прозвучали как-то двусмысленно. Прищурив глаз, он заговорщически подмигнул Максиму и неторопливым шагом вышел из палаты.
«Ангел! – подумал про себя Максим, – где-то я уже это слышал». Он попытался вспомнить, где именно, но мысли переплетались одна с другой, не давая возможность сосредоточиться. Боль, так остро ощущаемая в первые минуты пробуждения, потихонечку отступала. Создавалось впечатление, что его мозг сам регулирует процессы в организме. Каждый перелом, каждое пулевое ранение он чувствовал, направляя мысленно импульсы на пораженные участки. Из состояния полузабытья его вывел ласковый голос медсестры:
− Извините, я вас немного побеспокою, мне надо ввести вам лекарство.
− Конечно, пожалуйста, – уже окрепшим голосом отозвался Максим, внутренне чувствуя смущение и неловкость. Погрузившись в свои раздумья, он чуть не забыл, что рядом с ним находится человек, которому он, по меньшей мере, должен быть благодарен.
− Вы меня извините, я какой-то сам не свой, – медленно проговорил он, как бы пытаясь извиниться за свою невнимательность.
− Да ну что Вы! После того, что случилось, удивительно было бы, если Вы вели себя по-другому. − Странно, – пробормотала она нерешительно вслух, – почему среди препаратов доктор не назначил ничего обезболивающего. Обычно в таких случаях прописывают морфин. Может быть, он забыл? Вас не беспокоит боль?
− Не так, чтобы очень. Терпимо. Значит, доктор это знает или, по крайней мере, догадывается.
− Вас действительно не беспокоят раны, или это лишь мальчишеское бахвальство?
− Как сказать? Скорей всего и то и другое. Но как бы ни было, спасибо Вам, Леночка, за все. Вы разрешите мне Вас так называть?
− Конечно, – она утвердительно качнула головой, продолжая что-то записывать в журнал, не глядя на Максима.
− Спасибо большое! – Он попытался поднять руку, но, несмотря на отсутствие болевых ощущений, когда он находился в состоянии покоя, на этот раз тело пронзила резкая боль, и вместо задуманного рукопожатия получилось судорожное движение, не оставшееся незамеченным девушкой. За какие-то сотые доли секунды Максим сумел остановить зарождавшийся стон, крепко стиснув зубы, изобразив невольно на лице мученическую гримасу.