Я обнял холмик руками, прижался к нему щекой, закрыл глаза и сказал:
– Прости.
Я мог заплакать, но слезы означают горе, а я решил предаться ему после того, как обрету подлинное спокойствие. Я мог рассказать, как люблю ее и как мне плохо, но зачем мучить принцессу жалобами? А самое главное, я знал, что Ольге не нравится тот, кого она видит, и сказал то, что она хотела услышать:
– Прости, я не смог иначе. – А потом задал главный вопрос: – Кто это сделал?
Заливающий кладбище свет стал ярче, Луна помогала изо всех сил, магия Отражения заскрипела надгробными плитами, зарычала невидимыми тварями, зашуршала осыпающимися могилами, но усилия оказались напрасными: ответа не было. Ольга промолчала. Возможно, не могла назвать имя. Возможно, не захотела. Потому что ей не понравился тот, кто к ней пришел. И если бы она могла, она бы заплакала.
Я знаю.
– Зачем? – услышал я в шелесте листьев.
Кладбищенские деревья передали вопрос моей принцессы, и я еще сильней прижался к земляному холмику.
– Я не мог поступить иначе, Ольга, не мог… – Я открыл глаза и посмотрел на фотографию. – Прости, что приехал, но я должен был тебя увидеть, моя принцесса. Не в окне, втором слева по дальней стене, а здесь, в твоем новом доме. Я должен был увидеть тебя сейчас и сказать, что не успокоюсь, пока не сделаю то, что решил.
– Зачем? – На мою щеку упала холодная капля. Возможно, слеза. – Зачем?
Я поднялся и пошел прочь.
– Я вернусь, моя принцесса, и тогда буду валяться у тебя в ногах, вымаливая прощение. Тогда. Но не сейчас. Сейчас ты не сможешь меня остановить, моя душа, потому что ты умерла.
Моя душа умерла.
Во всех смыслах, Ольга, во всех смыслах.
Я уходил, с трудом представляя, что делать дальше, и стук молотка, отчетливо слышимый в ночной тишине, стал для меня спасением. Я пошел на него, догадываясь, кого увижу, и не ошибся: в гранитной мастерской горел свет, а Мастер Скорбных Дел сосредоточенно работал над надгробием. Камень был обыкновенным: прямоугольный, красивый, полированный спереди и с нарочито грубоватыми торцами. На лицевой стороне я увидел невнятную, расплывшуюся фотографию, сделанную, по всей видимости, с очень старого оригинала, и выбитые буквы: «БЕЗЛИКИН Савелий Григорьевич». Вроде, обычный камень, но вниз от него шел длинный, почти двухметровый штырь, заканчивающийся массивным, тщательно отделанным наконечником. Штырь походил на стрелу, и я не удержался от вопроса:
– Для кого?
– Для того, кто не должен подняться, – ответил Мастер, не отвлекаясь.
– Заказали?
– Для удовольствия делаю.
Я понял, что не нравлюсь ему, но плевать на это хотел.
Я никому не нравлюсь.
Потому что всех трясет от страха, когда я рядом.
Даже Смерть.
Мастер Скорбных Дел – профессия редкая. Его зовут к мертвым, к разным мертвым и с разными целями: одни мертвые не были готовы, другие никак не желали успокаиваться, третьи досаждали соседям – в Отражении случается всякое. Мастеров уважают. Однако выглядел конкретно этот специалист весьма обыденно: невысокий, худой, губы тонкие, бледные, глаза серые, нос острый, как у мыши, а на носу – очки в тонкой металлической оправе. Волосы бесцветные и редкие, с сединой. Одет в грязную робу и стоптанные башмаки, а вот руки – твердые, рабочие. Руки мастера.
– Слышал про Ольгу? – спросил я, без спроса присаживаясь на грязный табурет.
Он долго смотрел на меня, взвешивая, стоит ли отвечать искренне и на что я способен, почувствовав ложь, после чего сообщил:
– Меня звали освободить ее от тьмы…
– В ней не было тьмы! – не сдержался я.
– …которой ее убили, – спокойно закончил он.
Он помолчал, а потом провел рукой по камню, с которым работал. Жест получился нервным, будто Мастер просил у меня прощения за дурную весть.
– Кто убил? – глухо спросил я.
– Не знаю.
– Кто позвал тебя?
– Не знаю.
А вот такого ответа я не ожидал:
– Как это?
– Я не всегда знаю, кто меня зовет, – объяснил Мастер. – Я получил пакет, в котором была просьба и положенная сумма золотом, отправился по адресу и сделал работу. – Он выдержал короткую паузу. – Я сделал работу хорошо. Ольга чиста.
– Спасибо.
Он с достоинством кивнул, после чего указал на камень:
– Я должен закончить надгробие до рассвета.
Так Мастер сказал, что мне пора убраться. Впрочем, я и сам понимал, что убийца не станет заботиться о посмертных делах жертвы, а значит, помочь мне Мастер не в состоянии. Я понимал, но медлил, потому что убираться мне было некуда. Но и терпеть его недовольный взгляд не мог.