— Если ты расколотое целое, то он осколок, так получается?
— Как это ужасно звучит — осколок… — задумчиво произнес Лукас. — Когда-то я тоже ощущал себя осколком.
— Диогу… Понимаю. Но ведь ты смог найти свою дорогу, значит, и у него получится.
— У меня была ты, — тепло улыбнулся он жене. — Как много все же значит любовь в жизни человека.
— Ты преувеличиваешь мои заслуги, — не скрывая удовольствия в голосе, сказала Анжела. Она встала из-за стола, подошла к мужу и обвила руками его шею сзади. — Знаешь, что я думаю?
— Что?..
— Это всего лишь предположение, но мне кажется, что если он сумеет стать цельной личностью, тебе будет гораздо легче. Вам обоим будет легче. Он еще сам не понимает, кто он такой, а когда поймет…
— Думаешь, поймет? — усомнился Лукас.
— Будем надеяться на лучшее, не так ли?
***
С недавнего времени Лео разлюбил прогулки по городу, где все так или иначе напоминало ему о Мел. Тенистая аллея в парке и фонтан с прохладными брызгами, фургончик с мороженым за углом, длинная набережная, песок и могучий океан, высокая зеленая гора вдалеке и огромная статуя Христа-Искупителя, теряющаяся где-то в небесах. Рио оставался прежним, игриво-беспечным, и Лео удивлялся, как отсутствие одного-единственного человека может сделать его настолько пустым и бездушным, невыносимым до омерзения. Пока Мел была где-то рядом, пусть и не с ним, он бродил по улицам, словно одержимый, думая, что она недавно стучала туфельками по этим же самым тротуарам, сидела в уличном кафе, плескалась возле берега. Он надеялся случайно встретить ее, хотя бы увидеть издалека, но больше такой надежды не было, а значит, и смысла прогулок тоже. А был ли смысл жить?
Дома с появлением соседа-иностранца жизнь била ключом. Деуза, поначалу стеснявшаяся его расположения, вскоре привыкла к вниманию со стороны Брендона, но больше всего ее радовало то, как новый знакомый влияет на ее сына. Лео, ершистый по характеру от природы, плохо идущий на близкий контакт с кем-либо, неожиданно проникся доверием к деловитому англичанину, у которого, казалось, были ответы на все интересующие его вопросы. Потребность в дружеском плече была развита у Лео сильнее, чем он сам предполагал, что Фортескью понял почти сразу же и умело воздействовал на те рычаги, которые были ему необходимы.
— Сеньор, а как вы решили стать журналистом? — полюбопытствовал парень, коротая время за ремонтом пристройки к дому — самым разумным и благовидным предлогом к общению.
— Я понял однажды, какой могущественной силой обладает слово, — Брендон сосредоточенно забивал гвозди молотком. — Это величайший дар, данный человечеству. Словом можно уничтожить, словом можно спасти.
— Уничтожить? — каким-то странным тоном переспросил Лео.
— Знаешь ли ты, Лео, что общественное порицание — это одно из самых страшных наказаний для преступника? Разумеется, я не имею в виду отпетых негодяев, которых не вразумит даже электрический стул. Но бывают случаи, когда следствие оказывается слишком мягким по отношению к некоторым людям, совершившим преступление. Судью при желании можно подкупить, а вот общественность — ни за что и никогда, ее мнение переменить практически нереально.
— Я не совсем понимаю, о чем вы говорите, — признался Лео. — Вы можете привести пример?
— Хорошо, расскажу тебе про статью, которую я написал не так давно у себя на родине. В Шеффилде года четыре назад началось настоящее экологическое бедствие — рыба дохла и всплывала на поверхность реки, лесные животные начали массово травиться. Естественно, первым делом подозрение пало на заводы одного известного в Британии промышленного магната, коих в Шеффилде было сразу два. Надзорные органы сразу инициировали серьезные проверки, и — о чудо — ни одного нарушения не было найдено. Как думаешь, что сделал этот промышленник?
— Дал кому-то взятку? — догадался Лео.
— Без сомнения. Я начал собственное расследование и составил подробный материал на тему того, как и что именно тот сливает в реку. Провели повторную независимую экспертизу и подтвердили мои слова, после чего головокружительная карьера вредителя была закончена. Если бы даже он однажды решил вернуться к своему делу, навсегда испорченная репутация сильно помешала бы ему, ведь все знали его фамилию, имя и те безобразные делишки, которые он творил.
Лео вдруг замер после этого рассказа. Его ум поразила чудовищная, парадоксальная мысль, которой он сам до смерти испугался.
— Лео, ты в порядке? — Фортескью исподволь следил за его реакцией.
— Я? — встрепенулся он так, будто рядом находился еще кто-то. — Необычная история.
— Почему же? Самая что ни на есть обычная история. Я, можно сказать, специализируюсь на таких делах — разоблачать негодяев.
— Кого еще вы разоблачили?
— Ну, был один политический интриган, убирающий конкурентов с пути в прямом смысле слова. Ох, и опасное было мероприятие, я удивлен, как меня самого не пристрелили из какого-нибудь окна по дороге на работу.
— Как же вы не побоялись? — поразился Лео.
— А чего мне бояться? — невозмутимо произнес Брендон. — Я одинокий волк, ничем не связан в этой жизни. Умру завтра — никто и не заметит.
— Вот и я так про себя думаю, — усмехнулся парень.
— Лео, а как же мать и бабушка?
— Согласен, им было бы тяжело. Но на самом деле я никогда не чувствовал себя частью этой семьи.
— Отчего же?
— Если я скажу, вы не поверите, а не скажу — не поймете.
— Дело твое, — пожал плечами Фортескью.
— Я… — Лео посмотрел куда-то в сторону застывшим взглядом. — Я не чувствую себя частью этого мира.
Журналист отложил инструменты и пытливо взглянул на него. Всего на секунду ему стало искренне жаль этого парня — неприкаянный, потерянный, словно обломок мачты, оставшийся после кораблекрушения и болтающийся по волнам в открытом море.
— А частью какого же мира ты себя чувствуешь?
— Не знаю, — Лео устыдился своей слабости и активно принялся за дело, чтобы ненароком не заплакать при чужом человеке.
Брендон был доволен — зароненное зерно упало в благодатную почву и потихоньку начало прорастать и укрепляться корнями. Вот только Лео об этом не подозревал — процесс для него был незаметен. Лишь смутное беспокойство временами давало понять, что происходит неладное, но он был слишком увлечен собственными страданиями, чтобы услышать его голос.
========== Глава 26. Решение ==========
Леонидас с сосредоточенным видом сидел в своем кабинете на первом этаже особняка. Рядом с ним примостился светловолосый — в мать — парень, внимательно помогающий отцу с деловыми бумагами. Они были так увлечены своим занятием, что не заметили, как в кабинет вошла Далва, неся на подносе две чашки кофе.
— Эдуарду, мальчик мой, ты все за работой? — покачала она головой. — Сходил бы, прогулялся, погода такая чудесная! А вам, сеньор Леонидас, должно быть стыдно эксплуатировать сына!
— Далва! — Леонидас приспустил очки на нос. — Ну кто тебе сказал, что я кого-то эксплуатирую?
— Не стоит переживать, мы уже заканчиваем, — ответил юноша. — Я как раз собирался сходить кое-куда, вот только пара последних штрихов…
— Ладно, ладно, — Леонидас будто бы смутился. — Правда что, Эдуарду, иди, развейся, я и сам могу все доделать.
— Как скажешь, папа, — согласился Эдуарду, отпив из чашки глоток горячего напитка. — Но с контрактами по экспорту ты мне потом все-таки объясни поподробнее. Пока, Далва, — он поцеловал няню в щеку и бодрой походкой вышел прочь.
— Он так напоминает мне Диогу, — умильно посмотрел ему вслед отец. — Тот тоже был целеустремленный, амбициозный, жаль, только, ветреный.
— Ах, сеньор Леонидас! — вздохнула служанка. — Мне сегодня приснился такой замечательный сон про Диогу!
— Неужели? Расскажи.
— Снилось мне, что он снова пришел в наш дом, сидел с нами за одним столом, рассказывал что-то, а сам счастливый-счастливый! И возраста он был своего, как наши мальчики, не изменился ни капельки. Вот только одет был странно, по-современному.