Айри пролистывала дневник и с каждой строчкой всё больше уверялась, что эта девушка не стала бы лишать себя жизни просто так. Она казалась ей сильной, рассудительной, спокойной. Нигде не упоминалось о резкой перемене, о ее жалобах и обвинениях. Просто мысли об охоте, жизни Церкви, города и о своих близких. Но, постепенно общее ощущение от чтения изменилось. С середины дневника Мария все чаще начала писать более кривым почерком, будто она дрожала. И между строк явственно ощущалось нечто пугающее и тревожное.
В конце каждого абзаца она больше задавалась вопросами и делилась сомнениями. Охотница не раз описывала, как она чувствовала, что за ней кто-то непрерывно следит. Кто-то сверху и незримый. А к Церкви она уже не относилась с той безоговорочной верой. Все реже стали мелькать имена друзей и близких. Она будто отдалилась от них. Что-то случилось с ней после очередной охоты. Там, где было сыро и мокро. Но, дневник не был полным и не смог дать ответ. Он резко оборвался на странице со странной цитатой и единственной её строкой:
«Не стоило прикасаться к крови столь неразумно.
И прекрасно зная, как сладостно манят тайны.
За порог мы все же ступили, словно слепые.
Но теперь только честная смерть принесет нам исцеление.
Освободит нас от неимоверного любопытства и глупости
И я каюсь за все свои ошибки и у жизни прошу прощения…».
«Я знаю, что должна сделать. Так не может продолжаться. Всё это ложь. Надеюсь, Герман поймет. Ведь так? Я же права, Герман? Прошу, скажи мне. Прошу открой мне глаза. Как же мы ошибались…», — последние строки на пожелтевшем листке с влажными пятнами от слез застыли навек, словно не услышанное предостережение.
От прочитанного в душе осело неприятное ощущение. Айри стряхнула головой, избавляясь от нахлынувшего чувства одиночества, раскаяния и вины. Но в чем она себя винила? Спросила Айри.
Потом настал черед листовок. Айри узнала печать церкви. Глаза тут же пробежали по буквам. «Эксперимент», — жирным шрифтом гласили буквы на указе. Вероятнее всего, тогда-то и Церковь начала свои эксперименты с бледной кровью. Но где? Под Собором? Маловероятно. О месте проведения в отчете не упоминалось. А в самом содержании не было ничего о ходе эксперимента. Только одна выдержка о секретности и печатью Лоуренса.
— Есть что-нибудь? — подошла Цири.
— Нашла дневник леди Марии.
— Да? И что там?
— Ничего конкретного.
— В шкафу и на столе также пусто. Хотя, если бы мы только знали, что вообще искать… — тяжело вздохнула Цири. — О, это они да?
— Какие четкие картинки… — проследила за взглядом эльфа и Цири Айри.
— Да. Это не картины. Они называются фотографиями.
— Фото…графии?
— Это такое изобретение.
— То есть, они не нарисованные? Выглядят как вживую.
— Госпожа Эйлин, насколько хорошо вы знаете город и его окрестности? — пока сестра и эльф рассматривали альбом, спросила у Ворона Айри.
— Пару дней назад сказала бы, что «да», довольно хорошо. Но не сейчас. А что?
— Можете посмотреть? Я не узнаю этот маяк, — показала фото Айри.
— Маяк? Мм. Ах, да! Его давно снесли.
— Снесли? Почему?
— Надобность отпала. Когда уровень моря поднялся и прибрал весь берег к своим рукам. Говорили, что тогда много что унесло в воду.
— А где он стоял?
— Это там, на южном побережье между отвесными скалами.
— Хм… Не знаете, там была деревня?
— Не знаю. Вряд ли. Не могла же целая деревня внезапно пропасть под воду. При этом так, что никто об этом не знал? Бред какой-то.
— Стоит проверить. Все равно нет других зацепок.
— А тут виден собор. Новое крыло. Может что-то в Соборе? В тех темницах? — предположила Эйлин.
— Не думаю. Церковь, конечно, сыграла большую роль в жизни Германа, но не настолько, чтобы из-за нее он стал бы так убиваться. Думаю, надо поискать место, где погибла леди Мария. И я, думаю, именно в той рыбацкой деревне это и случилось.