— Нет, Великий. Он не оставил никаких следов. Но есть одна зацепка. Незадолго до приезда бирольца, в доме графини появился некто Мери, полоумный подросток, идиот, непонятного происхождения, с виду амбирец. Графиня, известная своей страстью ко всему необычному, оставила подростка при себе, в качестве служанки. Но после смерти курьера идиот пропал. Графиня находится в замешательстве.
— М-да… Ситуация крайне интересная, Канна… Если этот безумец причастен к убийству курьера и похищению послания, то возникает вопрос, кто мог пойти на такой виртуозный ход? Канцлер? Сомневаюсь. Конечно, он вне всякого сомнения обратил внимание на возню вокруг Бироля, но вряд ли до такой степени, что бы устраивать театрализованные представления… Кто это мог быть еще, Канна?
— Графиня утверждает, что будто бы приобрела идиота у Истребителей Зла.
— Церковь? — Слепой нахмурился. — Не их круг интересов. Разве что, монахи обители… Ладно, Канна, думаю что к этому мы еще вернемся. Послание было зашифровано?
— Конечно, Великий.
— Это хорошо. Но давить на графиню сильнее мы уже не можем. Она и так запуталась достаточно прочно. Надавим сильнее — и паутина может не выдержать…
Что еще?
— Господин Нуа узнал о том, что король нанял наемников для атаки на Хоронг. Господин Нуа требует вашего вмешательства, Великий.
Слепой промокнул лицо влажной тряпкой и сипло засмеялся.
— Сам виноват… Почувствовал себя равным правителям… С королем Венцелем шутки плохи, в минуты просветления он способен на любую неожиданность. Хоронг давно стоит ему поперек горла, к тому же эти территории согласно Маэннской Конвенции, до сих пор считаются спорными. Ну да ладно. Потребуй с Нуа четыре, да нет, пять тысяч золотых колец, за сделку с Биролем, и за защиту от короля.
— Что предпринять в Хоронге, Великий?
— Ничего, Канна, ничего… Если миссия Аттона удастся, а нам не причин сомневаться в обратном, то королю будет не до промышленности…Ну, что там еще?
— Сухарик просит еще денег, Великий Торк.
— Про Сухарика можно забыть, Канна. Мы уже ничем не поможем ему. Канцлер сделает все возможное, чтобы сохранить позиции Империи на Севере. Чаг сделал и так достаточно много, много больше, чем мы рассчитывали. Будь сейчас со мной Кузнец… Можно было бы попробовать расшатать Винтир. Но Кузнеца нет, а вам это не под силу. Сосредоточьте все силы в королевстве. Скоро там будет очень жарко… И приведи ко мне этого отвратного могемца, как его там … Трендорру… Пора платить по счетам.
20
— Господин канцлер! Из рук вашего слуги, я получил отказ в аудиенции! Прошу вас заметить, именно вы отказали мне, маркграфу Нурру, дворянину в четырнадцатом колене, правителю всего севера!
Увешанный оружием, словно рифдольский головорез, маркграф Нурр возвышался горою над письменным столом, за которым сидел канцлер. У дверей кабинета стоял навытяжку Весельчак, с вечно злобной гримасой на изуродованном шрамами лице. Россенброк, устало прикрыв глаза, смотрел в окно.
— Вы отказали мне! Именно вы! Неужели правду говорят, что Империей правит не Конрад, а сын эркуланской шлюхи!
Весельчак вздрогнул и положил ладони на рукояти клинков. Канцлер, успокаивающе махнул рукой.
— Я желаю встретиться с Императором, слышишь ты меня, старый осел! И никто не осмелится воспрепятствовать мне! Никто! — Голос маркграфа сорвался на крик, — Я провел восемь дней в седле, спеша увидеть Его Величество Императора. Там на севере, никому неизвестный ублюдок, с армией каких-то засранцев грабит мою страну! Они уже, наверное, взяли форт Иэнно…
— Ну, почему же, никому неизвестный ублюдок? — Негромко, с некоторым отвращением заговорил Россенброк, продолжая смотреть в окно. Нурр замер, открыв рот, по всклокоченной бороде его стекала слюна. — Миуш Чаг, младший сын богатого купца и оленевода Густава Чага, повешенного вашими солдатами шесть лет назад, вместе со старшими сыновьями. Если я не ошибаюсь, стада Чага превосходили количеством ваши стада, маркграф. Кстати, часть денег повешенного купца, пошла на взятку маркизу Им-Нгеналю, что бы он, со своей бандой изобразил позорное бегство, бросив отряд полковника Бриита, которому вы так славно ударили в тыл. Происходили эти события, тщательно вами скрываемые, во время вашей неудавшейся агрессии в Фалдон. Очевидно, об этом вы хотите поведать Императору?
— Что ты несешь, старая бочка дерьма? — Маркграф вдруг побледнел как полотно.
— Что же касается ваших владений, то мятежники уже давно захватили форт Иэнно, и пока вы ползали в ногах Винтирского герцога Форрона, армия Сухарика вышла к берегам Тойль-Толла. Все ваши полковники, маркграф, уже на границах Бреммагны. А гарнизоном Киры и небольшими отрядами ваших людей командует горстка капралов.
— Что!? — Маркграф взревел так, что задрожали стекла в окнах кабинета. Весельчак судорожно сжал рукояти клинков и сделал шаг вперед. Россенброк сделал предостерегающий жест, и продолжил:
— Не надо так переживать, маркграф. Вы находитесь вдали от Киры, и здесь, в Вивлене вы можете не опасаться за свою голову. Пока… Пока можете не опасаться… — Россенброк говорил совершенно спокойно, словно обсуждал с генералом Корроном очередную поставку данлонского вина. — Да, кстати… Офицерами Тайной канцелярии на границе каньона Беон был перехвачен курьер. У него изъяли ваше послание, — канцлер выжидающе посмотрел на маркграфа. Тот вдруг сразу уменьшился вдвое, глаза его забегали, на лице появилось какое-то унизительно-отталкивающее выражение. — Может вам привести текст послания?
— Н-не надо… господин, канцлер…
— Вы плохой политик, маркграф, и никудышный полководец. Вы так долго прожили на севере и не знаете, что Твари Холода не заключают договоров. Они не нуждаются в золоте и в драгоценных камнях. У вас нет ничего, чтобы их заинтересовало… — голос канцлера снизился до шепота. Нурр затрясся, словно почувствовал, как холодная бирольская сталь касается его шеи. — Вы знаете, маркграф, что ждет тех, кто заключает военные договора с нелюдями против своих соплеменников. Поэтому, говорю вам, аристократу в четырнадцатом колене, не как дворянин и канцлер Великой Империи, а как сын эркуланской шлюхи — засуньте свой гонор себе в задницу. И если не хотите, чтобы ваше имя покрылось вечным позором, возвращайтесь в Марку, и попробуйте остановить Сухарика на берегах Тойль-Толла, и погибните, как подобает воину, в бою. Вон!
21
— Марк! — негромко позвал Патео, входя в полумрак зала на вершине северной башни.
— Я здесь, Саир. — отозвался Россенброк, — проходи, присаживайся. Ландо, налей господину графу вина, и во имя всех джайлларских свиней, сделай что-нибудь с этим камином.
Безмолвный Ландо пошурудил кочергой в камине, разлил по бокалам горячее вино.
— Ужасно холодный вечер, мой друг. В такие вечера мне страстно хочется снова стать молодым, чтобы ворваться, как бывало в грязную таверну, набить рожу хозяину, напиться, и в обнимку с пьяной шлюхой, рухнуть в кучу дерьма на заднем дворе. — Канцлер полулежал в кресле, вытянув ноги к огню, и помахивал куриной костью в такт своим словам.
— Довольно странное желание. — В отличие от грузного Россенброка, казначей Империи генерал-интендант граф Саир Патео был высок, сух и лыс. На его узком, холеном лице, навечно застыло выражение брезгливой скуки, столь характерное для всех казначеев и интендантов. Изредка на этом лице появлялась странная, блуждающая улыбка. Эта улыбка и бесцветные глаза графа, создавали впечатление, что их хозяин — человек жестокий и беспринципный. Патео в Империи боялись, и не зря. Заиметь себе во враги имперского казначея означало только одно — дорогу на эшафот.
— Ничего странного, Саир. Моя молодость прошла именно так.
— Где генерал? — казначей опустил свое длинное, затянутое в черный кожаный мундир, сухое тело в кресло напротив. — Где этот отвратительный старик?
Россенброк тихо засмеялся. Смех перешел в кашель.
— А, джайлларские свиньи! Проклятая осень… Коррон в казармах, собирает панты для похода на юг.
— Ты все-таки достал барона, Марк!
— Винге обрек на мучительную смерть тысячи человек. Саир…
— Иногда ты делаешь это через день, не выходя из своего кабинета…