— Исчез, говоришь… Занимательная семейка. Что там сын и племянник?
— Аттон Сорлей, сын Ардо. Рожден предположительно в девятьсот шестьдесят третьем году. С его матерью темная история. Ардо был не слишком охоч до противоположного пола, большинство времени проводя в скитаниях по Лаоре. Матерью Аттона могла быть Верна, одна из служанок Степа Сорлея, умершая во время родов, но была ли она матерью Аттона точно не известно. Еще одна подходящая кандидатура — госпожа Бри, владелица одного из норкских трактиров, большая подруга и поклонница Ардо. Госпожа Бри погибла при трагических обстоятельствах во время пожара. Маленький Аттон рос в доме своего дяди. Отца видел не часто, но если Ардо появлялся в Норке, то большую часть времени проводил с сыном. Рос маленький Аттон сильным, но малообщительным ребенком, из всех людей признавал только отца и дядю. Ходят странные слухи, о некотором происшествии, случившимся, когда Аттону исполнилось девять лет. Одна из богатых семей, живущих по соседству, обвинила его в смерти своего сына. Якобы Аттон напал на играющего ребенка, изрубил его кинжалом, а тело зарыл. Никаких подтверждений тому не было, со Степом шутки были плохи, дело быстро замяли. Но в жандармерии Падрука сохранился соответствующий документ.
— Да, уж что-что, а в делопроизводстве норкским властям нет равных до сих пор. Продолжай!
— Вскоре, мальчик пошел в семинарию. Учился очень прилежно, готовился к поступить в Академию Маэнны. Но тут приключилась смерть близких родственников. И Аттон исчез с поля зрения довольно надолго. Объявился он уже довольно известным охотником за головами по прозвищу «Птица-Лезвие»…
— Кстати, Ландо, откуда у него такое прозвище?
— Птицей-лезвием северные охотники называют особый метательный нож, плоское обоюдоострое лезвие шириной в ладонь, со слегка загнутыми краями. Овладеть мастерством обращения с птицей-лезвием крайне тяжело, на это нужны годы. Известно, что Ардо подобным оружием не пользовался, где и когда Аттон научился в совершенствии владеть им, мы не знаем, можем лишь догадываться. Воочию использование птиц-лезвий офицеры Тайной Канцелярии наблюдали, когда Аттон в одиночку уничтожил банду Душегуба Крэя. Впрочем, свидетелей тому были сотни. После этого Аттон стал широко известен, и не только в пределах Империи. Доходили слухи, что после этого случая сам герцог Данлонский сделал через подставных лиц Аттону очень выгодное предложение. Но младший Сорлей отказался. Чаще всего его нанимали Торговые круги Норка. Есть обрывочные сведения о том, что Аттон Сорлей начал свою карьеру в банде старого Рамиса, по прозвищу «Три денежки». Но вскоре вышел на охоту самостоятельно, и быстро превзошел в искусстве всех ветеранов, включая и самого Рамиса, и знаменитого Бобу «Конгера» Дэя, и армельтинца Ягра. Например, на его счету смерть детоубийцы Павиана Ди Младшего, а также Любимчика Бойла, банду которого он вырезал на пару с некоей Ирэн, лучницей из Маэнны. Он выкрал и сдал винтирским властям маркиза Дона «Дракона» Им-Моула, главу кровавой секты эркуланских пожирателей. Можно привести еще несколько эпизодов, с преступниками рангом пониже. Но лет пять назад Аттон снова исчез из поля зрения Тайной Канцелярии. На бирже в Падруке он почти не появлялся. Заказов не брал. Его видели то в Норке, то в Маэнне, последнее время чаще в разных концах Лаоры с торговыми караванами различных государств, но с тех пор дорогу Тайной Канцелярии он ни разу не переходил. — Ландо закончил, свернул пергамент и посмотрел на канцлера. Россенброк задумчиво крутил в пальцах золотое стило.
— Н-да. Очень интересно, есть из чего сделать определенные выводы. Отдай-ка все это Джемиусу. Он у нас большой любитель копаться в прошлом. Пусть проанализирует каждую мелочь. Через два дня жду от него доклад.
47
Чувство того, что за ними следят, появилось у Аттона внезапно. Ветер все так же кружил вокруг них пламенный хоровод, и завывал в лесу, как одинокий гурпан. В стенаниях ветра тонули все остальные звуки, но когда караван поднялся чуть выше, из колышущегося желтого океана появились невысокие черные скалы, покрытые ржавыми пятнами лишайника. Ветер налетал на скалы и разбивался, внезапно замолкая, и тогда Аттон уловил где-то недалеко дробный перестук копыт. После этого, он несколько раз замирал, прикладывая ухо к земле, и дважды слышал отзвук, проносящихся где-то всадников. Тогда, он углубился в лес, и прошел немного вперед, вдоль тракта. И сразу же наткнулся на след. След был от бесшумного неподкованного сапога из мягкой кожи. Такие сапоги носили разведчики и контрабандисты. Аттон немедленно вернулся к каравану, и некоторое время молча шел рядом с Мерризом. Мерриз легко шагал, что-то тихо напевая себе под нос, и улыбался уголками губ, всякий раз, когда ветер швырял ему в лицо пригоршни огненных листьев. Он смотрел прямо перед собой, в далекую сизую дымку, подсвеченную снизу, полыхающим всеми красками осени, лесом. Аттон вытащил свой лук и натянул тетиву.
— За нами следят…
— Я знаю… Три всадника там… — он указал рукой на восток, потом махнул на север. — Там идут люди, много, все вооружены…
— И давно? — Аттон, почему-то не удивился, а испытал раздражение.
— Со вчерашнего вечера. — Мерриз смотрел прямо перед собой, голос его был совершенно равнодушным.
— Почему ты молчал?
— У человека много дорог. И он волен идти по любой из них. Но путь его один — от рождения к смерти, по вечной спирали Бытия…
Аттон укрепил за спиной колчан, и, проходя мимо Мерриза, бросил через плечо:
— Подгони волов, умник… Надо сократить расстояние между возами…
Он догнал Файю и поделился своими подозрениями. Краб, выслушав его, немедленно расчехлил свою знаменитую секиру, и приказал охране вооружиться. Недовольные охранники напяливали на себя кольчуги и заряжали арбалеты. Файя, страшно ругаясь, и раздавая направо и налево пинки и зуботычины, обошел всех и вернулся к Аттону злой, как раненный дракон.
— Караван растянулся на полторы стрелы… Места здесь довольно глухие, рыцари ландграфа заезжают сюда редко. Но и разбойничков-то лихих здесь особо не сыщешь. Да и кому нужен воск и бронза? Вот ежели бы серебро или кость, какая бы слоновая…. — он подергал бороду и с сомнением посмотрел но сторонам. — Тридцать лет вожу караваны через Прассию. Сам водил, с братами вот водил. С батяней, покойником, водил. Совсем мальцом еще. Пару раз, холопские морды какие из кустов вылезут, посмотрят, рылами свиными поводят, да и обратно в кусты… Сильно доверяю тебе, Птица-Лезвие. Иначе начхал бы просто…
— Давно в этих краях не был, Старый?
— Да уж с год, наверное… Все севером, через Данлон ходил. Как государь наш, Фердинанд, поднял пошлины, так на юге, делать стало нечего. На рыбе да на пеньке денег не заработаешь. А весь товар, что черномазые делают, стоить стал ого-го! Раньше бывало, возьмет купец перца обоз и на Рифлер… А обратно хрусталь чистый, одной телегой всего… Вот тут караванщику работы! На перец, да на хрусталь желающих пруд пруди… И все разбойнички! Да какие! Не жалко и секиру замарать… А воск и бронза… Разве, что мушье какое слетится… Пчела на дерьмо не сядет…
На привале Аттон подошел к Файе, подхватил на кончик ножа кусок мяса из казана, и сел рядом. Краб отхлебывал из огромной кружки, и подозрительно щурился, глядя на лес. На коленях его покоилась двухлезвийная секира, черного металла, с острым коническим навершием.
— Ты чуешь их, Птица-Лезвие?
— Теперь да…
Они смотрели к сторону леса и молчали.
— Послушай, Краб… А может это за мной?
Файя нежно, словно женщину, погладил лезвие секиры. Черные глазки его хитро заблестели.
— За тобой? Да нет, не должны… Тебя ведь повесили.
— Как? — Аттон от удивления открыл рот.
— Как, как. За это… За шею, конечно… Ну, в общем, пытался ограбить славного купца Виктора Файю, ну и это… Схватили тебя на месте, и тут же подвесили. Прям на рынке. Папаша Воула подсобил.
Аттон рассмеялся:
— Правду говорят, что хитрее аведжийца только его жена…
— Во-во… Покрутились люди Щуколова у виселицы, туда сунулись, сюда… Да и пошли себе с миром. Для нас ведь, что армельтинец, что могемец, что эркуланец какой — все на одно лицо. Я ничего про тебя не знаю, окромя того, что спас меня однажды, да брата моего. И знать не хочу… Убивать кого идешь, или герцога самого воевать — мне все равно. — Файя махом опорожнил кружку, и растер пену по бороде.