— Зуи Камилл исчез, сразу после гибели наследника. Одни считали, что Фердинанд сразу же расправился с Мастером, другие полагали, что он бежал в Бантую. Его супруга, Милена, фрейлина двора, отправилась за княгиней Шелоной в Нестс, где погибла при странных обстоятельствах. Скорее всего, ее убил какой-нибудь варвар. Дочери Камилла, Изольда и Маргарита учатся в академии Маэнны, сын Питер исчез вместе с отцом.
— Если Дибо ищет Камилла, это значит, что он жив. И вряд ли палач разыскивает его, для того, чтобы узнать секрет какого-нибудь ювелирного сплава.
— Да. Джемиус склонен считать, что Камилл знает тайну гибели Генриха.
— Подожди, Таэль. Камилла на той охоте не было. Наши офицеры дотошно выяснили это. Мастер находился с поручением в Урте.
— Тем не менее. Тебе поручено организовать охрану дочерей Камилла. И заодно, проследить за ним, если он появится в Маэнне.
— У меня не так много людей, Таэль. Часть из них все еще в Боравии, пытается найти принца Манфреда.
— Принцем я займусь сама. Ты отправляешься в распоряжение советника Гира, будешь курировать положение в Забринии и Штикларне. Помимо этого, пусть твои люди в Аведжии сосредоточатся на поисках самого Камилла. Необходимо найти его раньше, чем это сделают люди Дибо. Аведжийский герцог начинает полномасштабную войну, вероятно, это будет самая кровопролитная война между людьми, со времен Старой Империи. Герцог уже объявил полную мобилизацию, поэтому работать в Циче будет значительно легче. Постарайтесь найти Камилла. Если оружейный мастер действительной знает тайну гибели Генриха, это будет еще одним козырем в руках Империи.
79
Весна в северную Могемию приходит поздно. С высоких гор Туан-Лу-Нарата еще дуют пронзительные холодные ветра, принося с собою мокрые снегопады, но в долинах Туана, освободившиеся ото льда реки мощно и полноводно набегают на черные берега, вымывая последние остатки зимы. Кое-где уже пробивается зеленая травка, а прозрачные кленовые леса наполняются благоуханием розово-белых крошечных цветов. Вылинявшие летучие коты, сменившие зимний бело-серый наряд на привычный, радужно-зеленый, сбиваются в огромные стаи, и в преддверии весенних игр носятся веселыми визжащими толпами за жирными неуклюжими воронами.
Весна приносит в долины Туана радость и обновление. На крошечных делянках, посреди лесов сутулые крестьяне, просидевшие всю зиму в глубоких землянках, бредут вслед за тощими волами, вспахивая черную жирную землю, и молятся Иллару, выпрашивая обильные урожаи. Суровые бортники выносят на цветущие поляны припрятанные ульи, и большие мохнатые пчелы, пробудившись от долгого зимнего сна, радостно жужжа, отправляются на свой извечный промысел. Весна входит в долины Туана вместе с теплым воздухом, из далекой Бантуи, насыщенным запахами джунглей и южных морей. Седые вершины Туан-Лу-Нарата тяжело и сурово смотрят вниз, на пробуждающуюся жизнь, и порой, в завистливом гневе обрушивают на долины камнепады и сели. Пробуждаются в своих глубоких пещерных логовах древние драконы и свирепые мантикоры. Из берлог, шатаясь, выбредают огромные медведи-людоеды, тощие черные гурпаны выползают к дорогам и полям.
Аттон вошел в долину Туана, утопая по колено в грязи разбитого тракта. Он проклинал в душе и весну, и долину Туана, и мрачные горы над головой, навевающие мысли тяжелые и неприятные. Он проклинал свой родной Норк, столь негостеприимно встретивший его ночными засадами и стрелами, из-за угла. Он проклинал все… Он потерял свой дом. Потерял надежду. Потерял защиту. Он потерял веру.
Аттон тяжело вздохнул и потер свежий шрам, через весь лоб. Потом взобрался на громадный камень у дороги и принялся за скудный обед. Впереди его ждал неблизкий путь, в самое сердце Туана, к деревеньке без название, известной лишь тем, что когда-то, сам король Могемии и Боравии, проезжая через этими местами по пути в Рифлер, испытал колики в животе, а потому задержался в этой самой деревушке на несколько дней. С тех пор, жители деревни необычайно возгордились, честью им оказанною, но соседи их с тех пор, деревушку эту иначе как Пердунами, не зовут. Как-то обиделись местные жители на соседей, и пошли жаловаться барону, но барон смеялся так, что помер от сердечной судороги. Вот так и прославилась эта деревня на все королевство. Аттону, эту историю рассказал бедный странник, в одной из таверн по дороге в Тарр. Аттон не поверил ему, но, однажды, направляясь по делам в Рифлер, специально заехал туда, и убедился что странник не солгал, все события, тщательно пересказанные ему гордыми старожилами, действительно происходили. А еще, росла в окрестностях деревни огромная секвойя, высотой в две стрелы, и возрастом старше Империи. Местные, дерево это иначе, как « Большая Мать » не называли. Они хоронили рядом с ним своих умерших, и в праздники приходили к исполину петь и танцевать. Вот под этим деревом, и было назначена у Аттона встреча.
Правда, ничего хорошего, от этой встречи он не ждал. Более того, он был уверен, что Мерриз просто не придет. Судя, по тому, что произошло с ним. Правитель Аведжии сказал правду. Он, со своим знанием истины, оказался никому не нужным. Более того, он стал опасен и его попытались убить. Но он смог отбиться и уйти. Удастся ли это монаху, он не знал. Впрочем, в Обители могли расценить все по-другому, и тогда Мерриз становился его врагом. Такое Аттон тоже допускал… У монахов Обители были свои взгляды на жизнь.
Аттон пережевывал жесткое соленое мясо и запивал водой. Где-то там, далеко остался родной ему Норк. Чистые, выложенные камнем дороги. Теплые таверны через каждую стелу. И не надо думать о том, где сегодня придется ночевать. Не надо следить за каждым своим шагом и тревожно вслушиваться в тишину. Не надо охотится, чтобы не умереть с голоду. Не надо… Не надо об этом думать.
80
Грязный, тощий юноша, со спутанными космами волос полз, вжимаясь израненным телом в холодную вязкую землю. Где-то в отдалении, за разрушенной крепостей стеной, перекрикивались охотники. Словно помогая ему спастись, со стороны озер пополз низкий туман, небо затянулось, скрыв беспощадную луну, закапал дождь. Поеживаясь от страха и холода, юноша спрятался за гору щебня у подножия одной из сторожевых башен, и принялся обдумывать планы спасения.
Со дня, когда он узнал о смерти брата, прошло совсем не много времени. Ему казалось, что он успеет подготовиться к неизбежному, но времени оказалось слишком мало. Он даже не успел уехать из Тарра. Хотя знал, что с того самого дня, как эта аведжийская сука залезла в постель к его отцу, жизнь всей королевской семьи находится в опасности.
Он не любил отца. Не любил за вечные пьянки и за то, что Венцель, будучи умным человеком, предпочитал изображать из себя последнего идиота. Он часто ссорился с отцом, и в конце концов, сбежал сюда, в Тарр. Он пытался наводить порядок, вешал своей волей дворян, из тех, что бессовестно крали отпущенные на армию деньги. Судил землевладельцев, за варварское обращение с крестьянами. Возводил плотины, строил школы и мостил дороги. Потом было нападение прайдов, и он лично возглавил отряды оборонявшихся горожан, в то время, как хваленая королевская армия, в главе с маркизами-вырожденцами, ловила в лесах свой собственный хвост. А теперь… Дворянство отвернулось от него, его предала собственная гвардия. Жалкие, трусливые людишки… Великий Герцог лишь только показался на границах Бадболя, а они все уже готовы лизать аведжийским свиньям задницы.
Отец… Отец…
Юноша, прижавшись щекой к холодному мокрому щебню, вслушивался в малейший шорох. Вот где-то на стене, послышались шаги. Появилось пятно света от масляного фонаря. Он вытащил из-за пазухи дорогой, изукрашенный драгоценными камнями кинжал, и приготовился… Прямо перед ним, на землю спрыгнул плечистый, бородатый мужчина с мечом в одной руке и фонарем в другой. Он посветил перед собой, в углубление в стене и сипло заорал:
— Он здесь, мать вашу… Полз на брюхе… Не далеко уполз…
Со стороны замка послышался топот бегущих. Юноша, выставив перед собой кинжал, вскочил и побежал, что есть сил, к мосту через оборонительный ров. Но не добежав каких-нибудь пятидесяти шагов, поскользнулся на гладком камне и упал. Боль от удара была настолько сильной, что юноша взвыл, выдавая своё местоположение. Он попытался встать, но в лодыжку словно воткнули раскаленный гвоздь. Тогда он заплакал, но не от боли, а от обиды. Ему было обидно за себя, за то что он, Манфред, принц Боравский, герцог Тарра, вынужден бежать по собственному городу, спасаясь от наемных убийц, и некому за него заступиться. Жители города, для которых он столько сделал, вряд ли даже задумаются о том, стоит ли выходить на улицу, когда там кого-то убивают.