Нанэ не стала заходить на кухню — здесь она уже сделала, что хотела. Она пошла к баракам, где спали измученные рабы, нашла среди них белокурого евнуха, служившего Кроноху. Всмотрелась, наклонив голову набок. Чистое детское лицо портили морщины на лбу, искусанные губы, запятнанные синяками руки. Нанэ провела ладонью по его лицу — скоро для тебя всё кончится, совсем скоро ты станешь свободным. Но для этого придется немного потерпеть. Еще раз огладив раба по щеке, Нанэ воткнула пальцы в его глазницы. Кровь пополам с мутной жижей брызнули из них. Раб встрепенулся, закричал, но она зажала ему рот своим, выпивая жизнь из открытых губ.
Кронох не мог уснуть. Бродил по комнате, потирая виски. Нанэ пугала его. Если бы не господин, он продал бы ее сразу, как только она вошла в дворцовые ворота, хоть это и было против правил гарема. Зря он посадил ее в клетку рядом с гепардом. Сейчас бы Нанэ гнила в земле, а так… Он потерял самого надежного человека в гареме — Цэнь. Сейчас он злился на себя, что велел верной служанке соврать про отраву. Кто же знал, что Нанэ обо всем догадается и убьет и Цэнь, и Ясфирь. Вот уж кто был безобиднее мухи. Нанэ — зверь в обличии человека — чего еще от нее ждать? Чего она хотела — догадаться не трудно. Но и Кронох был не так прост, чтобы уступить ей власть над Дарием.
Приглушенный крик, шорохи, топот шагов. Кронох обернулся, запуская руку под подушку — там хранился кинжал для непрошенный гостей. На пороге, наклонив голову, стоял Виниций. Кронох расслабился, отпуская оружие.
— Сам пришел? — Он улыбнулся, разгладил кровать.
Виниций молча подошел ближе, отвернулся к окну. Кронох встал, скинул с себя льняные шаровары, обнажая естество. Он знал, что рано или поздно мальчишка поймет выгоду и придет сам. Кронох подошел к любовнику, стянул с него потертую рубаху. Толчки сердца становились мучительными. Кронох ловил себя на том, что сгорает от желания овладеть покорной добычей.
Он поцеловал Виниция в шею, прошелся ладонями по спине, хватал руками бедра, оставляя следы длинных ногтей. Чего же он такой нерешительный? Холодный? Кронох резко развернул юношу к себе и захлебнулся рвущимся наружу криком. Вместо глаз у Виниция зияла пустота.
Кронох отступил к кровати. Главное — добраться до кинжала.
— Не стоит, — шамкая губами, произнес Виниций. Он опустился на четвереньки, встряхнулся, обрастая шерстью.
Кровь застыла в жилах Кроноха. Он стал лихорадочно вспоминать заговоры против злых духов, но мысли путались, слова застыли на губах.
Огромный ощетиненный волк с горящими зелеными глазами приближался, а Кронох не мог сделать и шагу. Силы покинули его, ужас ширился, разрывая грудь. Недодуманная мысль, словно кость в горле, крутилась в голове. В этот миг он готов был поклясться, что видел уже этот взгляд. Пасть волка щелкнула перед его глазами.
— На-а-нэ! — закричал Кронох. В голову впились раскаленные иглы, сердце защемило. Воздух вырывался из легких, и не хватало сил наполнить их снова…
Нанэ брезгливо дернула лапой. Распорядитель не дал ей возможности насладиться его мучениями — умер от страха. Голое тело с напряженной похотью плотью, посмертная маска ужаса, запах испражнений. Нанэ тряхнула мордой и попятилась. Надо возвращаться, скоро рассвет. Если она не успеет перекинуться — так и останется волком до следующей ночи.
Глава 34
Новым распорядителем стал Торон — оскопленный евнух преклонных лет с потухшим взглядом. Мягкий характер, тихий голос — выбор Дария не осудил разве что ленивый, и только Нанэ знала, почему хозяином над сотнями женщин сделали мямлю. Склоки и заговоры наводнили гарем, крики не смолкали с утра до ночи. То и дело соперницы травили друг друга, подсыпали в кровать паразитов и ядовитых колючек, от которых все тело покрывалось волдырями и нарывами. Только преданный Урсонури, стороживший покой Нанэ, останавливал завистниц. Несколько раз Урсонури калечил ночных соглядатаев.
Тогда Нанэ предложила Торону помощь. Она пообещала вернуть в гаремы покорность и тишину. Взамен, он согласился отправить ее на обучение в Дом утех и обещал, что приведет ее в одну из ночей к Дарию. Нанэ тут же исполнила свою часть договора. Гаремницы стихли и успокоились. А те, которые пытались бунтовать, по ночам оглашали дворец безумными криками. Не все из них просыпались поутру.