Когда-то я безумно любила этот город и не представляла жизнь без него. Сейчас же не знаю, как выдержать несколько предстоящих недель. Черный, тонированный внедорожник, в салоне которого прохладно, везет меня к болезненным воспоминаниями, которые я поклялась не бередить. От них я сбежала в Москву шесть лет назад, поступила в университет, и жила спокойно пока вдруг не оказалось, что бабушкин дом, который она подарила мне, нужно выставить на продажу.
«Есения, ты не хочешь возвращаться к морю, бабушке уже тяжело заниматься гостевым домом, а полагаться на порядочность арендаторов, сама знаешь, не всегда стоит. Хорошо, что пока нам помогают Ланцовы, но стоит признать, если недвижимость никому не нужна, может, имеет смысл ее продать? Ты сейчас свободна, как раз уволилась, вот и съезди на лето, уладь дела, встреться с друзьями. Прошло шесть лет, ты справишься, дочка».
Для них шесть лет – срок, а для меня? Я словно и не уезжала. Этот город невероятно глубоко въелся мне под кожу и отравил мою жизнь.
– Ты надолго? – наконец разрушает тишину Дэн.
– Не знаю. – Я пожимаю плечами. – Мама как всегда надеется, что я тут напитаюсь солнышком, отдохну. Короче, не ждет быстро. Но ты же понимаешь, отдохнуть не получится…поэтому постараюсь уладить дела как можно быстрее.
– Зря ты так про отдых. Есения, город не виноват в том, что в нем иногда умирают люди, а море тут по-прежнему отличное.
– Я никогда не зайду больше в море, и ты это прекрасно знаешь, – отзываюсь я и поворачиваюсь к окну, за которым мелькают персиковые деревья и аккуратные, уже заполненные туристами улицы. Город, и правда, ни в чем не виноват, в отличие от меня.
– Нельзя так, Карамелька. Нам всем было тяжело, но мы научились жить дальше, – глухо отзывается Дэн. Его голос изменился, стал ниже, увереннее. Да и сам он…знаю, нельзя так думать, но Денис словно впитал лучшие черты и себя, и своего брата-близнеца Андрея, только вот… на его лице нет безбашенной улыбки такой, которая не сходила с лица брата.
– Я тоже научилась, – отзываюсь я. – Только не здесь, не в этом месте. Вот и все.
Перед встречей с его мамой я волнуюсь. Она всегда была добра ко мне и никогда не винила в случившемся, но я оказалась неблагодарной. Я сбежала шесть лет назад и вычеркнула всех, оставшихся здесь, из своей жизни. Кроме, бабушки, конечно. Но она тоже сейчас больше времени проводит в Подмосковье, ближе к нам, хотя и тоскует по южному солнцу.
– Как дела у твоих родителей? – спрашиваю я, и этот вопрос дается с трудом. Особенно виноватой я чувствую себя перед ними.
– Тогда или сейчас?
– Вообще…
– Они смогли пережить. Не сразу, конечно, но смогли… мы все смирились с потерей. Какое-то время мама ждала от тебя вестей… – В голосе Дэна звучит укор. Что же я его ждала, и этот укор справедлив.
– Знаю. – Я закрываю лицо руками. – Ты считаешь, я предала вас всех, когда уехала? Что должна была остаться и справляться с потерей вместе с вами?
Я сама об этом думала много раз, но тогда в свои восемнадцать поступила эгоистично и выбрала себя и собственное спокойствие. Тогда казалось, если боль такая сильная, что не можешь с ней справиться, нужно сделать вид, будто ее нет и вычеркнуть все, что может заставить ее вернуться. Права ли я была? Кто знает?
– Нет, Есения. Это не так, – Дэн качает головой. – У тебя тогда был выбор, у нас нет.
– Я, правда, не могла больше тут оставаться.
– Но ты могла хотя бы написать.
– Вашим родителям? Ты же знаешь, почему я побоялась это сделать.
– Ты могла бы написать мне, – тихо отвечает он и поворачивает голову. Я рада, что на Дэне солнечные очки. Не хочу смотреть в его глаза и видеть в них боль и укор. – Я, знаешь ли, наивный идиот, думал, что, несмотря на твою любовь с моим братом, наша дружба не пустой звук. И мне тоже было очень тяжело, но ведь я не умер, Есения. И я нуждался в твоей поддержке. Почему ты не писала? Всегда воспринимала меня как тень Андрея?
– Прости…
Мне, правда, больше нечего сказать. Слова Дениса выворачивают наизнанку. Мне от них плохо, потому что они правдивы? И да, и нет. Мне сложно сейчас объяснить свои чувства. Даже спустя шесть лет я не до конца в них разобралась.