Я не стал приближаться к пепелищу, а отправился к паре здешних друзей. Сеньоры де Валла и де Филиппо — вот у кого можно попросить помощи…
Резиденция Розэ де Филиппо больше напоминала глыбу льда в центре городка. Точнее, казалось, что городок вырос вокруг ледяной глыбы. Голубой камень, из которого были выложены стены дома, в соответствующие дни сливался с небом настолько, что его можно было отличить лишь по отсутствию на нем облаков. Но здесь меня ждало разочарование. Ворота так и остались заперты. А сторож пригрозил разрядить в мою «бесовскую ночную лживую харю пару арбалетов».
У де Валла ждал не менее холодный приём. Зато я узнал, что «Почтенный сеньор де Сицилио уже лет пять, как гниёт в земле. Славный был человек — но, увы, с кровниками не повезло»… Дальше сержант, которого я, к слову, очень хорошо знал, как и он когда-то знал меня по голосу и в лицо, слово в слово повторил угрозу слуги сеньора де Филиппо. Как будто сговорились.
Пять лет значит, так? Кровники? И как это понимать? Особенно в свете того, что от всех я так или иначе избавлялся. Чаще всего они переходили в разряд должников, вечных, для пущей гарантии.
Все это, или что-то в этом духе, взбесившись, я громко высказал старому стражу. В ответ услыхал неясную брань и скрип натягиваемой тетивы…
Город рассыпал на тысячи голосов проклятия вслед одинокому всаднику. Дорога на Лиско уползала в сторону, петляя меж холмов. Чуть позже камни под копытами застучали глуше, а вечная городская пыль в воздухе сменилась на густой еловый запах.
Хозяйство дяди изрядно выросло за те несколько месяцев, что я здесь не бывал. Дом обзавёлся ладными пристройками, а ограда забрала в свои объятья втрое больше территории, потеснив соседей.
Впрочем, мне не отпустили времени на удивления. Дядя Арчибальд, едва услышав, что у крыльца его ждёт племянник, приказал спустить собак.
Я еле успел запрыгнуть в седло — резвая кобылка, выменянная в трактире на посеребренный кинжал, рванула, прижав уши, вперёд.
Ворота гостеприимно распахнулись за эту ночь лишь однажды, впуская меня, целого внешне, но смертельно раненого в душу, на фамильное кладбище. Уже без всяких эмоций я привалился к каменной плите возле усыпальницы. Прямо под собственным именем в конце солидного списка де Сицилио. Эта дикая картина показалась мне достойной кульминацией нынешнего безумного вечера. Пальцы скользили по имени, тщательно обводя каждую букву. Стирая последнюю надежду, что всё это мерещится воспалённому разуму.
— Он на самом деле не умер.
Я вздрогнул. Голос, пульсирующий и тихий, как шипение змеи, пронизал от кончиков волос, до ногтей на больших пальцах ног.
На фоне переплетения ветвей замер, зябко кутаясь в плащ, статный силуэт.
— В склепе его нет. А он… он сейчас где-то далеко. Решил не связываться с наследством. Изрядно «сдобренным» кровью, надо сказать. Что ж, не нам его судить. А они его похоронили, им только в радость.
Гоншуа, кладбищенский смотритель. Тяжело заворочалась прежняя оторопь перед этим сумасшедшим…. нет, всего лишь иным человеком.
Он каким-то неуловимым движением запалил свечу, потемневшую от времени и чуть оплывшую, такую же, наверное, древнюю, как хозяин, и я увидел — Гоншуа не изменился.
Перед глазами всплыла картинка из детства: тот же чёрствый и несгибаемый, будто вырезанный из дерева, силуэт. Его маленький подбородок гладко выбрит, череп туго затянут кожей, на затылке серебрятся остатки волос.
Засмотревшись, я забыл, что лучше бы теперь укрыться от света.
— Вот почему за тобой гонялись, — произнёс он после недолгого молчания. Подался вперёд, свеча в вытянутой руке словно бы танцевала вместе с пламенем.
— Ты… это не ты.
— Я - младший де Сицилио. Дамиан моё имя. Ты должен помнить меня, старик.
Пламя подсветило улыбку, показавшуюся сейчас почти дьявольской.
— Я помню. Правда, не тебя. Тот Дамиан сейчас где-то далеко…
Я свёл брови.
— Я помню, как заглянул как-то в твою хижину и увидел там какие-то пузырьки. Ты ведь ещё и алхимик?
Мне было очень важно сейчас, чтобы в меня кто-нибудь поверил.
— Что-то вроде этого, — кивнул кладбищенский смотритель. — Я не спорю. Ты это ты. Это трудно объяснить… та же природа, но ты другой.
— Что это значит? Нас двое?
Он поставил свечу на могилу, пламя разбросало по царству из листьев и камня янтарные драгоценности. Стало видно, что она на самом деле танцует, изгибает стан, пламя дрожит, то стихая до уголька, то разгораясь снова.