С этой мыслью, Люси попыталась вырваться из крепкой хватки, решив прибегнуть к самому безвыигрошному варианту, со всей силы пнув Драгнила коленкой в живот, но тот, к превеликому удивлению Хартфилии, смог не только увернуться, но и с диким рыком ответить ей размашистым ударом по щеке. Она повалилась на пол, чувствуя обжигающую боль.
Ледяная рука, сомкнувшаяся на ее шее, заставила застыть недвижной статуей. Лишь бросила взгляд в его сторону.
Нацу, усевшись ей на ноги, медленно облизнул губы, сжав пальцы сильнее. И уже не было того непонимания в глазах. Хартфилия увидела в них лишь странный, перехватывающий дыхание огонь, который действительно пробудил в ней чувство необъятного страха. Хотелось вырваться, избавится от чужой руки, закрыть глаза и не видеть этого ужасного взгляда.
— А ты красивая, — наклонив голову чуть набок, прошептал тихим, рычащим шепотом Нацу. Или не Нацу? — Действительно красивая.
Наклонившись вперед, он медленно провел своей щекой по ее, и, опалив горячим дыханием мочку уха, интимно прошептал:
— Так бы и съел.
— Отвали, придурок! — сделав еще одну попытку вырваться, прошипела Люси, но все попытки вызывали лишь ухмылку на таком знакомом и в то же время чужом лице.
— Так смешно наблюдать за тобой, девчонка. Неужели ты еще не поняла? — прижавшись к ней сильнее, Нацу снова облизнул губы, самодовольно проведя рукой по обтянутой латексом талии «Заклинательницы». Медленно, осторожно, почти не касаясь, словно пантера, надвигающаяся на свою жертву. Дыхание перехватило, и она могла только наблюдать за этой рукой, которая даже сквозь ткань обжигала нестерпимым холодом. Выгнувшись от резкой боли, Хартфилия до крови прикусила губу, и как только первая капля скатилась по ее подбородку, чей-то горячий шершавый язык стер ее, с наслаждением просмаковав на вкус. Нацу был близко. Она чувствовала его дыхание, чувствовала как схватившая ее грудь рука, ослабила хватку, но не хотела открывать глаза. Не хотела видеть этих горящих глаз. Впервые она чувствовала себя полностью беззащитной. — Ты полностью в моей власти.
Слова прозвучали как приговор. Последний аккорд в ее истории. Точка, которой не суждено было превратиться в многоточие…
Сильные пальцы сжали челюсть до ужасного хруста, заставляя, смотреть прямо в чудовищные глаза с пляшущим адским огнем желания, которое пронизывало тело насквозь, парализуя.
Больше тело не подчинялось ей.
Осмотрев бледное лицо последний раз, Драгнил ухмыльнулся, медленно наклоняясь в сторону ее полуоткрытых губ, на которых застыл немой крик, но которому так и не суждено было сорваться с ее губ.
Люси никогда не думала, что что-то подобное с ней когда-нибудь случится. Она была сильна, достаточно сильна, чтобы защитить себя и не допустить подобного.
Но сейчас, когда жесткие властные губы, настолько холодные, что, казалось, будто в них поселилась сама Смерть, сминали ее губы, когда чужие острые клыки терзали чувствительную кожу, а сильные, не щадящие касания покрывали ее тело, она с иронией поняла, что ни в чем нельзя быть до конца уверенной.
Ткань под ладонями парня плавилась, исчезая, будто ее и не было, оставляя в память лишь неприятный резкий запах, но она не чувствовала жара. Лишь холод. Обжигающий и пробирающий до костей. Заставляющий кусать губы и сдерживать рвущийся наружу крик. Вот только она не доставит ему такого удовольствия. Ведь закричать значит проиграть, а она не привыкла проигрывать. Даже в подобной ситуации.
Крепче сжав руки своей пленницы, Нацу медленно начал спускаться ниже, покрывая укусами-поцелуями хрупкую на вид шею с быстро бьющейся жилкой. Словно загипнотизированный он застыл, посмотрев на это подтверждение того, что его жертва жива и напугана. В этот короткий миг Люси показалось, будто Нацу стал самим собой, — в его глазах читалась неуверенность и непонимание, — но иллюзия разрушилась быстрее, чем успела запустить свои корни. Он впился в ее шею, словно вампир, в то время как последние лоскутки ее одежды поддались жару его магии, полностью обнажая юное тело.
Она хотела уснуть, а, проснувшись, понять, что это всего лишь кошмар. Жалкий и унизительный. Не достойный воина.
Свободная рука чудовища без стеснения трогала ее обнаженную кожу, оглаживала ореол сосков, задевая, словно случайно, и болезненно сжимала грудь. Невесомыми и в то же время невероятно болезненными касаниями, покрывая ее тело и заставляя каждый раз в страхе замирать. Несомненно, простые касания были не для этого случая, и она в этом лишь убедилась, когда он с утробным рыком одним рывком раздвинул ей ноги, не церемонясь и лишь облизнув палец, проник им внутрь и начал медленно массировать.
Инстинктивно сжав колени, она тут же получила болезненный укус и удар под дых. Нацу выпрямился, отпустив ее руки, но, к ее удивлению, они ее не слушались. Словно прибитая невидимыми гвоздями, девушка не могла пошевелиться, и первые обжигающие слезы досады выступили на ее лице. Нацу, смотревший на нее безразличным взглядом свысока, только медленно двигал пальцем, через некоторое время добавив еще один. С каждым новым движением он глубоко вдыхал запах и терся о ее бедро своим членом, скрытым сейчас лишь тонкой тканью «Хамелеона».
Она не поняла, что произошло, но неожиданно восторженная улыбка озарила лицо ее насильника, а ледяные доселе касания стали по-настоящему обжигающими, будто в один миг на нее обрушился поток адского пламени из алого огнемета «Саламандра». Болезненно раздвинув ее ноги шире, он разорвал на себе маскировочный костюм, обнажая сильное подтянутое тело. Люси боялась смотреть ниже. Боялась увидеть то, что ее ждет, и только поэтому она вперила взгляд в потолок, всем своим естеством моля, чтобы все прошло быстро.
Он не был с ней нежен. Он, словно дикий зверь, вырвавшийся на свободу, вошел в нее одним резким движением, силой вырывая с ее уст болезненным полу-крик полу-стон. Было нестерпимо больно, настолько, что мир потускнел, превратившись в одном сплошное пятно, и Люси пришлось сильнее прикусить губу, чтобы не упасть в обморок.
Схватив ее за плечи, Нацу плотоядно улыбнулся, похотливо осматривая ее обнаженное тело, которое беспомощным тельцем куклы было полностью в его распоряжении. Его движения были порывистыми и быстрыми, его касания напоминали сжимающиеся тиски, а взгляд его алых глаз больше походил на прожигающие сердце стрелы.