Замолчав, он принялся сворачивать самокрутку. Андрей протянул ему сигареты.
– Нет, – отмахнулся старик, – привычка. – Выдохнув облачко едкого дыма, он продолжил. – К нам на территории подконтрольной отношение было известное – видели же, кто нас привез. Да и поселились мы в доме сослуживца Павлушиного, ополченца тоже. Про то все знали. А народ сейчас злой стал, соседи чурались – мы для них «сепары». Гадости разные мелкие делали. Эх… – махнул он рукой, – натворили делов майданщики.
Одному мне совсем невмоготу стало в чужом доме. Вернулся бы, да родной разбомбили. Один приятель был, с кем хоть поговорить мог – Грач. Так и тот самостоятельный, со мной жить не захотел, только в гости наведывался, иногда, правда, ночевать оставался. Это он тут подобрел чего-то. Такая тоска меня смертная забрала, что… Еще и выгонять из того дома стали – друг Павла погиб, родня его за наследством объявилась. Да Анна, наверное, тебе рассказывала, что дальше было.
Он помолчал.
– А тут расчищали участок и табличку от часовни нашли. Как прочитал на ней – «Часовня святых апостолов Петра и Павла», так веришь, первый раз после того как узнал о гибели Павлуши, заплакать смог.
Зинаида все деньги, что за свои хоромы получила, захотела отдать на нужды Центра. Мы с ней и порешили восстановить часовню к твоему возвращению. Епархия нам много помогла. Завтра монах приедет росписи на стенах делать. Картины из жития святых апостолов Петра и Павла. Я хоть сам в детстве крещен был, но потом и в церковь не ходил, и молитв не знал. Только в шахте кто побывал под обвалами, многие в Бога поверили. Да все мы там молились. Своими словами, кто как мог.
– Андрюха, мы готовы. Едем? – прервал их беседу Илья.
– Едем, – поднялся Андрей.
– Ну, в час добрый, – встал и старик. Кот до сих пор тихонько сидевший рядом с ним на бревне, спрыгнул на землю, потерся о ноги Андрея и потрусил вслед за дедом.
– Илья, вы езжайте первыми, я немного позже подъеду. – Андрею сейчас хотелось побыть одному, – Анна вас ждет.
Илья вопросительно поднял брови.
– Нас, – поправил себя Андрей.
– Ну то-то, а я уж подумал…
– Меньше думай, больше делай, мыслитель, – в обычной своей манере проворчал Андрей. Проводив взглядом грузовик, он направился к автомобилю. Обуреваемый противоречивыми мыслями и чувствами, он ехал медленно, на сей раз, совершенно забыв о своем пристрастии к высоким скоростям.
– Да что это со мной! – наконец рассердился он на себя. – Ведь как скучал по Анне, постоянно звонил ей, не мог дождаться возвращения, а теперь…
Ему стало ясно, что он намеренно оттягивает момент встречи. Ведь Анна ждала, а он зачем-то поехал из аэропорта не к ней, а в Центр. Обедал там, ходил туда-сюда, выслушивал исповеди…
Ах, я старый трусливый дурак! Испугался перемен. Привык жить бирюком, работать с утра до ночи, да что там – днями и ночами. Урывал минутки сомнительных радостей, не требующих никаких обязательств. А когда вплотную встал перед выбором – продолжать и дальше такую никчемную жизнь или разделить ее с женщиной, сразу струсил, – не щадя себя угрызался Андрей.
А ведь еще перед отъездом за рубеж ему казалось, что он окончательно готов распроститься со своей беспутной жизнью. Единственное что смущало тогда – готова ли Анна. Теперь Петр ушел навсегда, но тень его продолжала витать между ними. И это вселяло неуверенность.
– Петр, дружище Петр… – горестно прошептал он.
Щемящая боль стиснула ему душу. Доехав до знакомой грунтовой дороги, он неожиданно для самого себя свернул на нее. Оставив машину под сенью деревьев радостно зеленевших молодой весенней листвой, он пошел вглубь леса, к той полянке, где когда-то они с Петром бродили босиком по теплой, пружинившей под ногами осыпавшейся хвое. Где было обилие алых мухоморов и маслят.
Теперь все было здесь иным. Поляну покрывали беленькие цветочки кислицы, или как ее еще называют, заячьей капусты. Разбавляя жизнерадостную белизну, там и сям кивали фиолетовыми головками кустики сон-травы. Тихо шумел ветер в вершинах высоких сосен. Не было только рядом Петра.