Больше из них вытащить Василий не смог ничего и тем же путем на следующий день возвратился обратно.
Тяжелее всего ему было сообщить Павлу о смерти его матери, долго не мог он набраться решимости. Однако вопреки всем его ожиданиям, при этом известии на лице Павла не дрогнул ни один мускул, он только побледнел, отошел в угол и, понурив голову, угрюмо просидел там молча весь день.
– Кремень мужик! – изумленно покрутил головой Василий.
– Был бы другим – в передряге такой нипочем бы не выжил, похоронили-то живьем, считай.
Поздним вечером пришли Степан и Алешка Битюгов. Посовещавшись, они дружно пришли к выводу, что отца Павла могли вывезти только в бывшую барскую усадьбу Богоявленских.
– Она в аккурат посреди леса стояла, в самой глуши. Старики рассказывали, что паны те ни с кем не знались, жили как отшельники в скиту. Горе у них в семье приключилось, так только в монастырь молиться и выезжали, – сказал Битюг.
– Фамилию свою, значит, оправдывали? – ухмыльнулся Степан.
– Ты не язви. Дочка, говорят, у них утопилась. Сбежала с каким-то прощелыгой, а он ее опозорил и бросил.
– Я туда наведаюсь, – подал голос Павел, до сих пор не проронивший ни слова.
– Так от усадьбы той давно уже одни руины остались. Но ты прав, проверить не мешает, лет-то много прошло. Только силенок тебе надо поднакопить, а то ведь и не дойдешь. Ехать туда нечем, да и без документов ты. Нарвешься. У нас же как? Войну принародно никто не объявлял, а война есть! А на войне как на войне – за чужака примут и бошку на раз снесут – угрюмо заключил Битюг.
***
В начале августа Василий провел Павла через минные заграждения. За ними увязался и кот.
– Брысь, дурак! – сердился Василий, – Подорвешься!
– Э, нет… Он с нами в атаку ходил, мины чует, смотри, как идет – след в след.
Как ни пытался Василий прогнать незваного попутчика, тот упорно трусил за ними.
Прежде чем нырнуть под спасительную лесную сень, Павлу необходимо было пройти через весь огромный, окруженный голой степью поселок.
– Василий, меня же тут словят на раз! Чужак, в камуфляже, морда вся в свежих шрамах. Еще шпионом сочтут – линия фронта совсем рядом.
– Не дрейфь вояка, прорвемся! Поселок мой – родился здесь, всех знаю, меня знают. Есть тут один чудик – бомж Вара, наша местная «достопримечательность».
– Странное имечко…
– Так-то он Сергей. Сам родом из Карелии и на каждом шагу всем талдычил про речку, возле которой родился. Речка эта – тьфу! Всего-то одиннадцать километров длиной, да и ширины соответственной. А в его рассказах чуть ли не шире самой Волги кажется. Так надоел он всем этими баснями, что стали звать его сперва за глаза, а потом и в глаза – Вара. Так речушка та называлась. Вскоре и настоящее имя его все позабыли.
До начала войнушки он работал на шахте, а после того, как получил контузию во время обвала и только чудом выжил, стал парень немного как бы «не в себе». Получил инвалидность, запил, документы потерял, из рабочей общаги выперли. Ну и пошел скитаться с поселковыми бомжами. Потом и они, и пьянство наскучили ему, стал он жить, выражаясь его же словами, «сам по себе».
К нему привыкли, перестали замечать. Для всех он стал невидимкой – милостыню не просил, на глаза старался не попадаться. Поселился на окраине, в заброшенной полуразвалившейся хате. Когда начались военные действия, и в поселке редко стал появляться. Глушил рыбу себе на пропитание, находя неразорвавшиеся боеприпасы, благо такого добра тут хватает. Собирал в лесу грибы, ягоды, орехи. Приносил толику и в поселок на продажу, чтобы добыть хлеба. Тем и жил. Вот к нему мы и пойдем.
– Зачем это? – удивленно вздернул брови Павел.
– Еще до того обвала мы с ним работали на одной шахте. Сергей, несмотря на «съехавшую крышу» далеко не глуп и вполне пригоден для общения. Он нам поможет.
Бывая в поселке, Василий каждый раз приносил бомжу еду, предлагал немного денег, одежду, но Вара неизменно отвергал любые дары, хотя по всему было видно – жил впроголодь и ходил в отрепье найденном на мусорках.
Что не позволяло ему принять даже то, что было ему жизненно необходимо и предлагалось от чистого сердца, понять было невозможно. Вара мог взять приношение только в одном случае – когда у него была возможность отдать что-либо взамен – хотя бы горстку ягод, несколько грибов, или рыбешку.