«Грубое физическое желание вспыхивает мгновенно. Но желание вкупе с нежностью требует времени. Приходится пройти через всю страну любви, чтобы загореться желанием. Не потому ли вначале так нехотя вожделеешь ту, которую любишь?» – вдруг всплыла в его памяти цитата из недавно прочитанной книги.
– А ведь все так и есть, – покачал он головой. – С Анной мы оказались настолько духовно близки, как не были близки в те далекие времена даже с Верой. Не успели. Почему же при всем этом, до интимной близости дело у нас с Анной до сих пор так и не дошло? А потому и не дошло, что прав Камю, – сам ответил он на свой же вопрос и докурив, резким щелчком выбросил окурок в траву. – И Димка тоже прав. Последовав его «доброму совету» я мог бы, наверное, избавиться от наваждения, да только, боюсь, что выплеснул бы при этом вместе с водой и ребенка.* Подобную «шалость» сколько ни старайся сохранить в тайне, она рано или поздно вылезет наружу как шило из мешка. Жестко, но справедливо было сказано Бенджамином Франклином – «трое могут сохранить секрет, только если двое из них мертвы».
– А поступи я подобным образом, нас как раз и будет трое… – И хотя Андрей никогда не был суеверным, от этой мысли он содрогнулся. Сердито сплюнув через левое плечо, он твердо решил, что ни в коем случае не последует сомнительному совету друга.
***
Часа через три Андрей возвратился в усадьбу. Стоя у окна Анна увидела, как вынув из авто пару увесистых свертков он направился к хозяйственному помещению. Столкнувшись у входа с Дмитрием, коротко о чем-то переговорил с ним и, отдав ему свертки, остался покурить у входа. Тем временем приехали Борис с Ильей. Вместе с ними из минивэна вышли четверо незнакомых ей мужчин. Что-то оживленно обсуждая с Андреем, они вошли в помещение.
– Определенно что-то случилось… А меня как будто бы здесь и вовсе нет, мне ничего и знать не положено! – захлестнула Анну обида, но тут же вслед за нею в душе начала разрастаться тревога. – Нужно, в конце-то концов, поговорить с Андреем после их тайного совещания. Однако немного остыв и поразмыслив, она сочла за благо не торопить события – пусть он расскажет все сам. А еще лучше, постараться выпытать все у деда Сереги.
_______
* «Выплеснуть ребёнка вместе с грязной водой» появилось в 1512 году в стихотворной сатире немецкого писателя Томаса Мурнера под названием Narrenbeschworung («Заклятие дураков»). Значение – избавиться от чего-то ценного вместе с тем, что не нужно – Das Kind mit dem Bade ausschutten.
5. В пути
Благополучно пройдя весь поселок по окраинным улочкам, Павел скользнул в спасительное жерло лесных зарослей, где вечерняя мгла уже понемногу сгущалась в ночную темень.
Достав из пакета влажный носовой платок пропитанный муравьиной кислотой, он обтер им руки и лицо. Резкий запах не смущал Павла, он давно привык к нему и убедился, что средство это действует безотказно почти в течение суток. О Фугасе позаботился Василий –перед дорогой опрыскал его раствором дегтярного мыла и дал маленький пульверизатор Павлу про запас. Так они спасались сами и оберегали своего питомца от зловредного комарья в окопах.
– Вот такой вам сюрприз, «комарики, мушки маленькие», – на манер шуточной песни тихонько пропел себе под нос Павел, – останетесь теперь без пропитания!
Ночные переходы для него не были в диковинку, к ним он привык еще в чеченских горах. Подгоняемый нетерпением, Павел двинулся на восток, ориентируясь по Луне изредка бросавшей слабые лучи в прогалины между деревьями. Было тихо и безветренно, лишь изредка молчание леса нарушало посвистывание совы-сплюшки, да рядом тихо возился и шуршал в траве кот – охотился за мышами.
– Проголодался, добытчик, – усмехнулся Павел и сам ощутил, насколько голоден – прошли они уже довольно большое расстояние, пора бы уже подкрепиться и поспать.
Костерок, даже бездымный, в эту ночь разводить Павел не решился, фонариком баловаться тем более – пока что они шли по лесу вдоль трассы, мало ли кто мог здесь ошиваться. Не обнаружив поблизости елочек, Павел на ощупь нарезал десантным ножом, доставшимся ему еще от деда, охапку подроста и травы. Нож этот был незаменим, служил ему верой и правдой во всех «горячих точках» и был для Павла не просто оружием, а памятью и оберегом.