– Из-за этих передряг и трубы не завезли, и воду провести не успели, хотя вода – вот она, рядом, сколько там тех труб надо, – хмуро ворчал он. – Где ж этот бузотер пришлый прячется? – Выйдя из хозяйственного двора, старик внимательно оглядел окрестности, но никакой живности вокруг не заметил. – Ох, знаю я эту породу, где-то по кустам ошивается бродяга. Чует – раз тут жилье, значит и еда есть, а коли так – сам обнаружится. Грача теперь хоть не выпускай, подерет его совсем – сильный паршивец! Надо бы поймать его и приручить, глядишь, поладят. Вдвоем и крысюков скорее выловят. Хотя двух котов подружить непросто. Вот кабы с кошкой…
Так бормоча вслух по давней своей привычке, старик, прежде чем набрать воды из родника, решил немного перевести дух и посидеть на скамеечке подле часовни.
– Ишь ты, разболелась как… – откинулся он на спинку лавочки, и с облегчением распрямил ноющую ногу, подставив ее теплым лучам предвечернего солнца. Вокруг стояла благостная тишина, не было слышно даже птичьего щебета, лишь родник напоминал о себе едва слышным журчанием. На старика снизошел покой, словно коснулась его души легким крылом давно позабытая радость жизни, которой дышала и эта умиротворяющая тишина, и воздух напоенный терпковатым сосновым духом и кристально-чистая вода бьющего из-под земли ключа. Он прикрыл глаза и впал в блаженное дремотное состояние.
Как вдруг сквозь дрему почудилось ему, что со стороны часовни донеслись какие-то невнятные звуки. Очнувшись он привстал и напряженно прислушался.
– Никак голоса? Точно… За часовней!
Забыв про боль в ноге, он с неожиданной для себя прытью юркнул за ближайший куст и притаился вслушиваясь. Однако голоса невозможно было различить, он даже не смог определить, сколько их. Подобравшись поближе, он хотя и не разобрал ни слова, однако узнал голос Анны.
– Эх-ма… С кем это она? Наши-то еще не подъехали… Говорил же ей – не отходи далеко! Никак поймал ее тот босяк, что утром в окно заглядывал, – напрягся дед заслышав невнятный мужской голос. – Ох ты, беда… Нужно выручать дуреху!
Оглядевшись вокруг, он схватил валявшийся под деревом толстый обломок ветки и тихонько стал подбираться к часовне. Был он на это дело мастак – опытный охотник, умел незаметно подкрадываться к зверю. Сейчас дед Серега был уверен, что перед ним тот же зверь, разве что в человеческом обличье и Анну от него нужно спасать.
– Эх, стар я стал, силенок маловато, – кручинился он, – однако не оставлять же Анну в беде. Кто знает, что этот бродяга замыслил. Но, по крайней мере, я его напугаю, Анна убежит, а дальше уж как пойдет.
Так лихорадочно размышляя он подобрался к часовне, осторожно выглянул за угол. Прямо перед собой увидел он спину мужика в грязном камуфляже и Анну стоящую к нему в пол оборота и что-то говорившую. От волнения старик не смог разобрать ее слов. Он снова спрятался, секунду собирался с духом, а потом, выскочив из-за угла с криком “Илья, скорей сюда!”, со всего маху огрел палкой по спине не успевшего оглянуться незнакомца. Тот охнул и резко обернулся. Анна от неожиданности вскрикнула и с ужасом уставилась на деда Серегу, делая ему какие-то непонятные знаки руками.
– Павлуша?.. – неуверенно переводя взгляд с незнакомца на Анну и снова обратно, прошептал старик – а я тебя вот… – снова взглянув на Павла, опустил он палку, зажатую в руке, – А ты… – беспомощно посмотрел он на Анну, будто хотел призвать ее в свидетели, – ты… сынок… живой!
– Ну ты и боец, батя! – не сводя изумленного взгляда с неожиданно появившегося отца пробормотал Павел, – вот огрел так огрел! И главное подкрался! Ко мне! Силен… – вынув из безвольно опустившейся руки старика палку, Павел отбросил ее в сторону и сгреб отца в объятия – Да живой я, живой, батя!
Слегка отстранившись, не отводя от лица сына глаз, в которых застыли готовые пролиться слезы, старик все повторял и повторял – «сынок… живой, ты живой»…
– Батя, сто лет с тобой не виделись! Ну-ну, что ты… Накормишь меня? А то я уже с голоду пухну, – постарался разрядить обстановку Павел.
– Да как же ты нашел меня? Накормлю, – засуетился старик, – накормлю, сынок. Идем! А мать как узнала, как сказали что тебя… Не дождалась… Эх…
Павел глядел на него и не узнавал прежде сурового, скупого на эмоции отца.
– Сдал старик… Подкосила-таки жизнь. И то – дом разбомбили, один остался… Еще и какая-то сволочь наплела, что меня убили. Поистерся кремень…