Не в силах больше находиться там, где все напоминало краткие минуты такого редкого в его жизни счастья, Андрей стремительно пошел к автомобилю и, выехав на трассу, утопил педаль газа в пол. Больше профессии примиряла его с жизнью только скорость.
16. Плачущая женщина
Проклятое зеркало не давало Анне покоя, оно притягивало ее как магнит. Вот и сейчас она не смогла пройти мимо и остановилась возле него, пристально вглядываясь в свое отражение. В эту минуту, искаженное безобразными, разбегающимися во все стороны трещинами, оно отчего-то уже не пугало ее. Напротив, вызвало даже ироническую усмешку.
– Точь-в-точь «Плачущая женщина» Пикассо! А что? Может статься, что и он писал свою «плаксу», глядя на отражение своей натурщицы вот в таком же точно разбитом зеркале, – усмехнулась она. – Господи, ну и придет же такое в голову! А все от безделья. «Пора, мой друг, пора! – нараспев процитировала она Пушкина, доставая из шкафа большую сумку. – На свете счастья нет, но есть покой и воля. Если есть, конечно». – Анна принялась быстро укладывать в нее свои вещи.
– Все. Уеду. Пора. Центр, похоже, скоро отберут, и что мне тогда здесь делать? «Прости меня, Аня»… За что же прощать мне тебя, Андрюша? – бормотала она, с ожесточением заталкивая в сумку свои одежки. – Нет, не разбитое зеркало нужно убрать из этой комнаты, а меня со всеми моими глупыми иллюзиями и надеждами!
Через приоткрытую форточку доносился стук, металлический скрежет и невнятные голоса.
– Мужчины что-то мастерят. Работают. Значит, верят, что Центр удастся отстоять. Может быть. – Она надавила на сумку коленом тщетно пытаясь застегнуть сопротивляющийся замок. Может быть… Только без меня. Теперь – без меня!
На нее вдруг накатила волна жалости к себе. Оставив свое занятие, Анна упала, закрыв лицо руками, на топчан.
– Но почему? – шептала она с тоской, – почему столь успешная в своей профессии, теперь я оказалась не у дел? Почему в личной жизни постоянно оказываюсь на вторых ролях? Ха! Так уж и постоянно! – тоска ее вдруг сменилась злой обидой на себя. – Тоже мне, Мессалина выискалась! Какая это у меня «личная жизнь», где она? Всего-то на пальцах перечесть! Половину этой своей «личной» жизни я провела в ожидании встречи с Петром, а по сути, в ожидании «с моря погоды»! И вот результат – не пробыв со мною рядом и недели, он переметнулся к Зинаиде, которая оказалась не такой рохлей, как я. А впоследствии, даже благороднее меня.
Андрей… Я рядом, а все его мысли о жене Вере. О той, кого больше нет на свете, как больше нет и Петра. Андрей даже Центр назвал ее именем. Где здесь я? Нет меня. Меня – нет!
Да что со мной! Что за недостойные мысли! – опомнилась она наконец, и горячая краска стыда проступила на ее заплаканном лице.
Глухая стена, ранее не дававшая ей в полной мере осознать происходящее, внезапно треснула, как это злополучное зеркало, рассыпалась в прах, а из обнажившегося зазеркалья взглянула ей прямо в сердце истина.
– Вот оно! – воскликнула Анна, – Всю жизнь мне было удобно любить не живого человека, а мечту, иллюзию! Да-да, именно – удобно! Не нужно ни с кем делить докучный быт, можно, мечтать, страдать, ждать, разочаровываться, надеяться. Все эти эмоции служили топливом для моего творчества. И всем этим руководил подсознательный страх. Страх растратить эту драгоценную творческую энергию на живые чувства. Боже мой, но ведь это почти Средневековье…
В те времена главным источником вдохновения считалась недостижимая, платоническая любовь. Чем не пример Петрарка? Да нет, – тут же с досадой покачала она головой, – сейчас не Средневековье, да и где тот Петрарка? Я довольствовалась тем, что проживала судьбы своих героинь, проживала их страсти, их любовь, каждый раз становясь одной из них. В итоге и сама превратилась в разбитое на множество осколков отражение, а жизнь моя – на уродливое лицо той самой «Плачущей женщины». Вот он корень зла! Увы, не удалось мне избежать профессиональной деформации…
Анна встала и подошла к окну. Так ясно припомнилась ей ночь, когда Андрей пришел к ней измученный и усталый после тяжелой многочасовой операции. Она накормила его и уложила спать, а сама почти до утра, вот так же как сейчас, простояла у окна.
– Ему нужна любовь, нежность, а я… бог мой, а я до сих пор не готова к настоящим чувствам. Жалела его, как жалела бы мать, и боялась ступить за эту черту.