Она хорошо помнила, как уложив Андрея, стояла у окна и, глядя в черноту ночи, повторяла словно заклинание: «Еще не время. Ведь и Толстой говорил: «Есть только одно важное для всех дело в жизни – улучшать свою душу. Только в этом одном деле человеку не бывает помехи, и только от этого дела человеку всегда бывает радостно». Взяв на вооружение эту пленившую ее фразу, она всю жизнь стремилась именно к этому – «улучшать свою душу».
Радостно почему-то не было.
Тогда, стоя у окна, она долго с нежностью глядела на спящего. Вдруг лунный луч упал ему на лицо и потревоженный призрачным светом, Андрей приподнялся на подушке. Несколько мгновений он глядел в ее сторону и… не сказал ни слова. Он не позвал ее. И она не подошла к нему.
– Сколько же я наделала ошибок… Да что там… Неужели нужно было прожить половину жизни, дойти до сегодняшней горестной точки, чтобы наконец понять это. Какое гибельное заблуждение следовать не велению сердца, а чужим, пусть даже самым благородным суждениям. Никто ведь не знает, какой опыт предшествовал им, что следовало за ними. Они были вырваны из контекста чьей-то жизни совсем не похожей на твою. До чего же легко упасть в бездонную яму отчаяния следуя чужому опыту, не дав себе труда осмыслить его, не доверяя себе. Упасть в ту яму, в которую сейчас лечу я.
Быть может, долго еще предавалась бы Анна бесплодной тоске, если бы от горестных мыслей не отвлек ее гул мотора за окном, визг тормозов и оживленные мужские голоса.
– Приехал кто-то, – безразлично отметила она, утирая слезы, однако даже не подошла к окну посмотреть – кто. Вскоре подъехал еще автомобиль. И через минуту раздался стук в дверь.
Глава 17. Чеширский кот – Рысь
Когда в ответ на ее «войдите» дверь широко распахнулась, первое что увидела Анне – это искрящаяся радостью улыбка, словно рожденная потоком солнечного света ворвавшегося в дверь. И следом, в комнату шагнул Дмитрий.
Анна невольно тряхнула головой пытаясь избавиться от довольно странного впечатления, что улыбка Дмитрия живет своей собственной жизнью, она словно летит впереди него. И так было всегда. Настолько радостное, доверчивое, и даже слегка наивное выражение радости, можно увидеть разве что на лице у ребенка. Трудно удержаться и не улыбнуться в ответ. Но только не сейчас.
– И в самом деле «Чеширский Кот», – втайне усмехнулась Анна, вспомнив шутливое прозвище данное Дмитрию друзьями. – Но почему он всегда улыбается? Чему радуется? Он что, и убивал на войне с улыбкой? – Анна посмотрела на вошедшего Дмитрия почти с неприязнью. Она все еще не вполне пришла в себя после слез и горестных размышлений, и сияющее лицо Дмитрия казалось ей сейчас неуместным, как никогда.
– Привет, Аня! Что ж ты все одна да одна в четырех стенах, погода такая прекрасная! Хочешь, пройдемся с тобой к роднику? Я буду твоей охраной, одной сейчас небезопасно ходить в лес. – Дмитрий смотрел на нее ласково, почти с обожанием.
– Это он что, пытается так меня обаять? – чтобы не выдать своего раздражения, Анна, пожав плечами, молча отошла к окну.
– Ты, наверное, сейчас думаешь – хмыкнул он, – чему дурачок этот радуется? Согласен, наверное я и похож на глупого… – Дмитрий резко поднял ладонь, предваряя возможные возражения.
Анна опустила глаза, ей вдруг стало стыдно, неловко, и вместе с тем досадно, что он так легко разгадал ее мысли.
– Знаешь, Аня, – взглянул он на нее в упор, – Андрей не один раз вытаскивал меня, можно сказать, с того света. С тех пор и радуюсь каждому дню, каждой минуте, каждому мгновению. Я наконец осознал, что такое жизнь, как она прекрасна, и до чего глупа, смешна вся наша мелочная суета. Радуюсь даже невыносимой боли – я улыбаюсь ей! Ведь она дает мне ощущение жизни, дает надежду, что жизнь, быть может, подарит мне еще несколько радостных минут, дней или месяцев. Вот как сейчас, – с нежностью улыбнулся он Анне.
– Господи, что он такое говорит? – Анна ошеломленно глядела на Дмитрия, будто сейчас, прямо на ее глазах, произошло невероятное превращение – перед ней уже стоял не прежний Димка, которого она едва замечала, а совсем другой, неизвестный ей прежде сильный и уверенный в себе человек.
– А это что? – вдруг спросил он, указывая на сумку и разбросанные около нее вещи. – Аня, ты что… уезжаешь? – Он сделал порывистый шаг к ней, но сразу же заставил себя остановиться. Улыбка по-прежнему светилась на его лице, но теперь она была грустной и какой-то потерянной.
– Не уезжай! Не надо, Аня! Ты… – он запнулся, – нужна, очень нужна.