Выбрать главу

– Обыденности? – задумался Андрей, пристально глядя на Валерию, – Знаешь, – голос его стал тихим и бесцветным, – я ведь сейчас рискую обидеть тебя, больно задеть твое самолюбие, рассказывая о своей любви к Вере. Мало кто из женщин способен принять подобное и не испытать хотя бы тени ревнивых чувств… – он надолго замолчал. – Лера, мне… – совсем тихо продолжил он после паузы, подняв на нее взгляд полный боли, – мне страшно потерять тебя. Но я не хочу, чтобы между нами уже с самого начала были сомнения и недосказанности.

– Нет, Андрей, ты ничем не рискуешь, – твердо произнесла она. – Мы ведь давно не дети. Ты говоришь о Вере, а у меня в душе нет и тени ревности. Да, конечно, она могла бы появиться, – задумчиво взглянула она в глаза Андрею, – но только в том случае, если бы ты стал постоянно сравнивать меня с нею. Это действительно отдалило бы нас друг от друга и разрушило бы тонкую душевную связь, что сейчас возникла между нами. Ведь я другая и никогда не смогу заменить тебе ее. Ведь никто никого и не должен, да и не может заменить – люди не умирают, как сказал когда-то один мой друг. Вера всегда будет жить в твоем сердце.

 До самой темноты Андрей и Лера сидели обнявшись на скамеечке у родника, задумчиво слушая его умиротворяющее журчание. Они не сказали друг другу ни слова о любви. Что слова? В эту минуту, они не смогли бы вместить в себя все те чувства, что наполняли до краев их сердца.

И впервые за долгие годы у Андрея стало по-настоящему легко на душе.

Глава 25 Неожиданная развязка

На следующий день к завтраку позже всех вышел Андрей – сказались треволнения предыдущего дня. Оглядев присутствующих и не увидев среди них Бориса, Андрей хмыкнул:

– Борьки что, так и нет? Вчера еще должен был приехать. И не позвонил ведь, подлец! Вот что теперь думать, куда это он рванул?

– А я догадался, – хитро ухмыльнулся Алексей.

– Так поделись, прозорливец ты наш!

– Не-а. Сюрприз так сюрприз! Он может потому и не звонит.

И тут, словно по заказу, раздался звук подъезжающего автомобиля. Алексей подошел к окну.

– Так я и думал! Борис!

– Легок на помине, бродяга! – хмыкнул Андрей,

– Идут! – быстро отскочив от окна, Алексей плюхнулся на свое место у стола. Все с любопытством уставились на дверь, которая через мгновение и отворилась. В комнату вошла Зинаида, а за ней улыбаясь во весь рот, Борис, держа под мышкой какой-то плоский предмет обернутый в мешковину.

– Ай да Борька! Вот это сюрприз! – воскликнул Андрей, – Зина!

Все бросились обнимать Зинаиду, посыпались вопросы, восклицания.

– Ты как, на побывку, или срок твоего послушания закончился?

– Насовсем! Отпустили меня. Вернее, я сама.

– Ты так внезапно ушла от нас тогда… – обняла ее Анна. – Зина, я ведь ездила к тебе в монастырь, звонила, но мне было сказано, что ты…

– Отказываюсь от встреч? Ну да. Я ведь туда сбежала, чтобы никого и ничего не слышать и не видеть. Тогда… – голос ее пресекся, и после паузы она продолжила уже другим, лишенным привычного тембра голосом.

– Смерть Петра меня так подкосила, я настолько погрузилась в свое горе… Пустота, ужасная вина перед ним, а главное, невозможность ничего вернуть, исправить, едва не свели меня с ума. Да вы ведь все это видели. Пытались помочь… Но что меня могло тогда утешить… Я была глуха ко всему. Не по вере я ушла в монастырь, а от отчаяния и страха снова совершить… Я ведь полезла тогда в петлю. Дед вон знает. Он тогда меня… – она замолчала, опустила голову и закрыла лицо руками.

– Дед! – изумленно взглянул на старика Андрей, – и ты ни словом…

– А что такого, – неопределенно пожал плечами дед Серега и отвернулся, – ничего же не случилось.

– Сгоряча я тогда и решила уйти в монастырь. По правде сказать, надоумил меня сделать это Борис после того, как…

– Бо-о-о-ря! – Андрей схватился за голову.

– Что, «Боря»? Спасать надо было как-то. Вот, как мог. Получилось же. Да я и знал, что Зинаида там не сможет, вернется. Не ее это.

– И ты был прав, – взглянула на него Зинаида. – Все оказалось совсем не так, как я, в тот момент далекая и от церкви, и от настоящей веры, представляла себе.

Перед тем, как дать благословение на проживание при монастыре, игуменья долго разговаривала со мной, подробно расспрашивала о моей жизни. И выслушав, сказала: «Монастырь – это не пристанище для одиноких сердец, не способ спастись от отчаяния, которое само по себе тяжкий грех. Грусть и скорбь неизбежны на нашем земном пути. Твое отчаяние, сестра, показывает, что в душе твоей прежде господствовали самонадеянность и гордость. Вера и смирение были чужды ей. Чтобы стать монахиней, нужно не только желание. Нужно поработать простой трудницей* не менее года и за это время проверить свою твердость в намерении служить Богу. Только после этого, по решению игуменьи или Духовного собора, тебя смогут принять в число послушников обители. Но тебе, сестра, совсем не обязательно быть монахиней. Честных, порядочных людей в миру осталось мало, зачем же уменьшать их количество, уйдя в монастырь? – испытующе посмотрела она мне в глаза, – Может быть тебе лучше посвятить себя воспитанию достойных людей?».