Вероника поняла, что не способна сейчас написать что-либо путное – слишком устала.
– Да что мне-то сирой горевать, если сам Флобер писал мучительно долго. «Бовари не идет. За неделю – две страницы! Есть с чего набить себе морду от отчаяния», признавался он.
– Эх, есть же счастливчики, – с завистью вздохнула она – ЖоржСанд в течение ночи могла настрочить тридцать страниц, и закончив один роман, через минуту начать другой. М-да… Что только не приходит в голову, когда застрянешь в досадном тупике. Слова не складываются в нужные фразы, мысли идут по кругу… Творческий застой, будь он неладен!
Подобное случалось с Вероникой и в прежние времена, в прежней профессии, но гораздо реже. Перед выступлением, откуда ни возьмись вдруг накатывала неуверенность в себе, нарастала паника. В этот момент Вероника готова была оставить эту проклятую профессию навсегда и бежать куда глаза глядят, настолько нестерпимы были мучения.
Но адский день полный терзаний и волнений неумолимо близился к вечеру, до выхода на сцену оставалось пережить уже считанные минуты. И вот она на сцене, чувствует дыхание утонувшего во мраке зала, вот уже звучат первые аккорды и… У нее словно вырастают крылья! Начинается новая жизнь, в которой как будто никогда и не было прежних мучительных
Капризная субстанция вдохновение… Но лишь оно может сделать творчество живым, трепещущим. Во все времена искали к нему ключ и художники, и писатели, и музыканты. Только с ним плоды их усилий обретали хотя бы отчасти черты совершенства.
Ведь вдохновение необходимо в любом, даже самом приземленном занятии. И дверь к нему подчас открывается совершенно неожиданными ключами, подчас комическими и даже странными.
Композитор Скрябин намеренно доводил себя до истерики. Только тогда, в состоянии высокого накала эмоций, он мог ощутить настоящий творческий подъем.
Рихард Вагнер для своего любимого пса рядом с фортепиано поставил специальный столик. Когда композитор работал над оперой Тангейзер, и у него упорно не получался какой-то эпизод – он прислушивался к «мнению» своего Пепса. Если слуху пса что-то не нравилось, он громко лаял и прыгал, проявляя недовольство. Дабы угодить ему, Вагнер переделывал оперу до тех пор, пока оба не оставались довольны результатом.
А вот чудачество Шиллера, как ни странно, имело под собой научную основу, о чем поэт тогда вряд ли и догадывался. Сочиняя Оду к радости, он вдыхал запах гниющих яблок, которыми был набит ящик его письменного стола. Без этого «аромата» он не мог писать. Много позже, ученые Йельского Университета выяснили, что пряный запах гнилых яблок способен поднимать настроение и даже предотвращать приступы паники.
У Вероники никаких таких особых ключей к вдохновению не было. А потому она быстренько собралась и отправилась на прогулку. Это был ее простой способ отвлечься от некстати появлявшихся мыслей о собственной бесталанности, когда творческая нить, связывающая ее с долгожданным вдохновением, истончалась, грозя превратиться в невесомую паутинку и бесследно исчезнуть в просторах космоса.
На берегу озерка, зажатого со всех сторон серыми высотками спального района, не было ни души. Дул пронзительный ледяной ветер. Желающих насладиться маленьким островком природы посреди миллионного мегаполиса не наблюдалось.
Надвинув пониже капюшон куртки, Ника остановилась и стала наблюдать за стайкой диких уток. Они бесцельно кружили на воде, ныряли, хлопали крыльями, ссорились, а затем, выстроившись цугом, двинулись к противоположному берегу и скрылись за поворотом. Вероника смотрела на покрытую рябью гладь воды и размышляла о своей героине Анне, помимо воли автора повторяющей на страницах повествования жизненный путь самой Вероники. Помимо воли – ведь начиная роман, она еще и не помышляла писать о себе.
19. У каждого свой Бука
Анна была девочкой домашней. Невыносимо одиноко было ей в чужом городе, среди чужих людей, в общаге. Часто вспоминался маленький домик и сад, в котором знала она каждое деревце, каждый кустик – это был ее рай размером в двадцать семь соток, где так привольно жилось ее душе. В мыслях она вновь и вновь бежала по узкой тропке меж кустов крыжовника и чайных роз, мимо высокого каштана, к зарослям терновника за которыми начинался огород.
В терновнике жил Бука. Аня слышала, как он возится там в самой чаще, шуршит листьями. Она подолгу подстерегала его, прячась за кустом крыжовника. Но он никогда не показывался ей.
– Какой он? – спрашивала она деда, – страшный?
– У-у-у… Страшный, мохнатый! Но очень добрый, – смеясь, отвечал дед. – Ты не бойся его.