– Почему он к тебе прижимается? – докапывался он до нее, когда в троллейбусе какой-нибудь мужчина стоял, по его мнению, слишком близко. – Я знаю, тебе нравится это! Ты все время смотришь на других!
Он донимал ее ревностью, находя поводы там, где их не было, да и быть не могло. Ходил за ней по пятам, следил на репетициях, как она ведет себя с партнерами, тайно ездил за нею на гастроли. Искал любой повод, чтобы устроить безобразную сцену совершенно не стесняясь того, что свидетелями могут стать окружающие. Анна пыталась успокоить его, заверить, что он ошибается. Но все, что она говорила в свою защиту, неизменно оборачивалось против нее. Все попытки наладить отношения натыкались на недоверие, подозрительность и грубость.
Ничего общего, никакой любви, ничего даже близко похожего на любовь, между ними не было. Беспочвенная ревность, стремление управлять, что называется «прибрать ее к рукам», было совсем не любовью с его стороны, а маскировкой слабости, неуверенности в себе и жаждой самоутверждения. Ей даже стало немного жаль его. Но рядом с нею был патологический ревнивец, у которого чувство неполноценности опасно сочеталось со стремлением к превосходству. Вместе это являло огромную разрушительную силу, делая его высокомерным, эгоцентричным, агрессивным.
Когда однажды в приступе ярости он попытался ее ударить, Анне стало по-настоящему страшно. Она давно уже раскаялась в своем глупом самообмане, но до этого момента надеялась, что все как-то само собой наладится. Теперь же ничего не оставалось иного, как только прекратить эти ущербные отношения.
Анна наконец поняла, что все это время обманывала себя. Стараясь избежать одиночества, она стала еще более одинокой, ибо нет ничего ужаснее, чем одиночество вдвоем.
Втайне от Александра она подписала контракт с одним из театров и уехала в другой город.
***
Вероника хорошо помнила, какое раскаяние овладело ее душой, когда пришло горькое осознание чудовищной ошибки совершенной ею. Словно предала она того единственного, кто был по настоящему близок и любим, но кто забыл ее, и кого в порыве отчаяния попыталась она вычеркнуть из своей жизни таким недостойным образом.
Перечитав историю Анны и Александра, она смяла и вырвала
листы из тетради, но немного подумав, разгладила их ладонью и пришпилила на место.
– Пусть будет. Разве что придется мне внести в текст некоторые изменения. На самом-то деле все было почти так, как я и описала. Только хуже и тяжелее.
Развод ознаменовался чередой безобразных скандалов. После этого, от назойливой опеки бывшего мужа, считавшего, что без него она пропадет, ей пришлось тайком сбежать в небольшой провинциальный городок. Театра там не было, но была филармония, солисткой которой она и стала.
Прежде чем нашелся для нее одноместный номер в более-менее приличной гостинице, она долгое время жила вместе с группой артисток танцевального ансамбля как в казарме.
Полуподвальное помещение бывшей прачечной переоборудованное под общежитие было уставлено рядами кроватей, на которых в перерывах между гастролями ютились танцовщицы. Одежда и концертные костюмы развешивались над кроватями на крюках вбитых в стену. «Удобства» и общий душ находились в конце длинного темного коридора. Запах бывшей прачечной пропитавший помещение, забивавший дыхание и вызывавший у Вероники рефлекторный кашель, долго еще преследовал ее.
Ничего, как-нибудь, – думала она, с содроганием вспоминая искаженное злобой лицо «любящего» супруга, целее буду. Потерплю немного.
Терпеть пришлось целых семь месяцев, и это было адское время, описывать которое в своем романе у Вероники не было никакого желания. Но сама попытка хотя бы отчасти погрузить свою героиню в перипетии неудачной семейной жизни заставила Нику заново вспомнить и пережить самую неприятную страницу своей жизни.
После работы в оперной студии, привыкать к прелестям «мелкогастрольной» филармонической жизни было невыносимо тяжело. Группа музыкального лектория моталась по фермам, полевым станам, машинотракторным станциям, домам культуры.
Трое певцов, администратор, баянист и лектор, знакомили трудовой народ с популярными творениями композиторов-классиков, причем совершенно для этого народа бесплатно – деньги перечислялись в филармонию заказчиками концертов – совхозами, заводами, или районными администрациями.
«Живых» артистов принимали радушно и радостно, классику в их исполнении слушали затаив дыхание и всегда награждали искренними, бурными аплодисментами. Это было главным и единственным, что примиряло артистов со всеми их тяготами.