– Ну вот, опять твое любимое «это», – рассмеялась Анна.
– Ладно тебе издеваться, – шутливо насупился он. – Я хотел сказать… В общем, если что – в чуланчике ведро, можешь использовать для особых надобностей.
– Ладно, – пришел черед краснеть Анне. – Тьфу ты, – почувствовав, как кровь прилила к щекам, смущенно подумала она, – краснею, как девчонка.
Петр схватил со стола еще одну галету и, дожевывая, направился к двери, но внезапно вернулся, крепко обнял ее и прошептал в самое ухо:
– Я приду. Скоро.
Дверь захлопнулась, и Анна осталась одна.
Пошарив на полках в чуланчике, она снова подивилась запасливости Петра. На полках были аккуратно сложены банки с тушенкой и рыбными консервами, галеты в пачках, различные крупы, в полотняных мешочках сухофрукты, еще одна банка меда. На стене висели связки лука, чеснока, горького перца и каких-то трав.
– Как повезло, что флигелек уцелел, – подумала она.
Здесь был даже маленький подпол, где всего было понемногу – пол мешка картошки, морковка в бадейке с песком, свекла в плетеной корзине, пара головок капусты, четыре банки разных солений. За банками нашелся завернутый в газету кусок старого сала, завалявшийся видимо еще с давних пор.
– Отлично, пока Петр возвратится, сварю-ка я борщ, как бабушка варила, да заправлю старым салом с чесночком. А вместо мозговой косточки, – разулыбалась она, вспомнив кстати горемычного председателя жилтоварищества Никанора Ивановича,* – сойдет и тушенка. Да, нужно еще сварить и компот. Она возвратилась в чуланчик и стала развязывать мешочки с сухофруктами – абрикосы, груши, яблоки, вишни, даже малинка есть.
– Ай да Петр, и когда только успел! А теперь от сада почти ничего не осталось, – с сожалением вздохнула она.
Стволы покалеченных деревьев торчали жалкими обрубками меж чудом уцелевших яблонь, ветви срезанные осколками вразброс валялись на земле…
Еще раз горестно вздохнув, Анна принялась готовить еду. Когда борщ поспел, она тщательно растерла кусочек старого сала с чесночком в деревянной ступке, которая нашлась в рундуке** и отправила в кастрюлю. По комнате распространился такой соблазнительный аромат, что у Анны засосало под ложечкой и заурчало в животе. Только сейчас она поняла, как сильно проголодалась. Подоспел и компот, и картошечка уже аппетитно скворчала на чугунной сковороде, с лучком да морковочкой.
Скорей бы уже вернулся Петр… Отчего-то она постеснялась спросить, что за дело у него. Он тоже ничего не сказал. Впрочем, говоруном никогда он и не был. Больше слушать любил, а если что-то говорил, то кратко, точно, и всегда по делу.
Довольная проделанной работой, Анна присела на топчан отдохнуть. В комнатке было тепло и, несмотря на видимый деревенский беспорядок, как-то по-особому уютно. Так было когда-то в родном доме. И ей на мгновение показалось, что живут они здесь с Петром уже давным-давно, и что вот так, приготовив еду, она уже много раз сидела здесь, поджидая его с работы. В эту минуту и городские удобства, и блага цивилизации, потеряли для нее всякую ценность. Ей открылся истинный смысл старой избитой пословицы «с милым рай и в шалаше».
– Господи, что только не пригрезится… – тотчас одернула она себя. Скорее бы уже возвратится Петр. Только бы не так, как вчера. Анна вспомнила его искаженное болью лицо, и сердце ее зашлось от жалости. – Нет-нет, – думала она, – только не это. Он скоро придет. Поужинаем. Дальше что? Боже мой, я совершенно не знаю, как себя вести, – кручинилась она. – Оказывается, он женат. Как долго я ждала этой встречи и вот…
При этой мысли кровь прилила к ее щекам.
– Ждала она! – с раскаянием думала Анна о себе в третьем лице. – Да разве так ждут? Да, он женат. А я-то хороша? О нем я разве думала когда так опрометчиво замуж побежала? И не по любви ведь. Да что перед собой притворяться, – покачала головой Анна, – о Петре и думала. Забыть хотела. Ну что? Забыла? Глупо как…
Анна вскочила и стала быстро ходить по комнатке. Особо и разбежаться здесь было негде – четыре шага туда, четыре шага обратно, но от этой пробежки стало чуточку легче.
Она подошла к окну. В этот момент хмурость пасмурного дня внезапно прорезал прощальный луч выглянувшего из-за туч солнца. Яркая дорожка высветилась на полу и постепенно стала угасать.
Еще немного постояв у окна, Анна плотно задернула штору и снова принялась мерить шагами комнату. Ей нестерпимо захотелось, чтобы в эту минуту вошел Петр, захотелось обнять его, чтобы никогда больше не чувствовать себя одинокой и потерянной в этом мире, как все эти годы прожитые без него.